Воспоминания участников Восточно-Прусской операции, штурма Кенигсберга.
А. П. Белобородов
"Штурм Кенигсберга"
К середине февраля 1945 года группировка противника в Восточной Пруссии уже не имела сплошного фронта. Предшествующие удары советских войск рассекли ее на три изолированные части: одна была оттеснена на обширный Земландский полуостров, к северо-западу от Кенигсберга, другая оказалась зажатой в Хейльсбергском укрепрайоне юго-западней Кенигсберга, а третья отошла к самой крепости Кенигсберг.
Наша 43-я армия сначала в составе 1-го Прибалтийского, а затем 3-го Белорусского фронтов участвовала и в боях на Земландском полуострове, и в штурме самого Кенигсберга. Оба эти района в оперативном смысле были тесно связаны. С февраля по апрель немецко-фашистское командование предпринимало неоднократные попытки пробить коридор с Земланда в Кенигсберг с тем, чтобы объединить свои войска. Советское командование, наоборот, делало все возможное для разгрома изолированных группировок по отдельности. Поэтому нам, участникам этих событий, трудно отделить штурм Кенигсберга от предшествовавших ему боев на Земландском полуострове. С них и начну.
В середине февраля две советские армии — наша 43-я и 39-я генерала И. И. Людникова продвинулись уже в глубь Земландского полуострова. До его западного побережья и портов Пиллау и Фишхаузен оставалось пройти не более 20—25 километров. Однако к этому времени в боевых действиях наступило относительное затишье. И мы, и противник подтягивали резервы и перегруппировывали силы для активных действий: мы — для того, чтобы сбросить фашистов с Земланда в Балтийское море и обезопасить тыл советских войск, готовящихся к штурму Кенигсберга; они — для того, чтобы прорваться к Кенигсбергу и помочь его гарнизону.
Командующий фронтом генерал И. X. Баграмян избрал для прорыва участок фронта на стыке 43-й и 39-й армий. Здесь проходили параллельные железная и шоссейная дороги от Кенигсберга до Пиллау и Фишхаузена, вдоль них нам и предстояло наступать. Иван Христофорович назначил срок наступления 20 февраля, и утром 18 февраля я доложил ему о готовности войск армии.
Однако наступать нам не пришлось. На рассвете 19 февраля, опередив нас на сутки, противник сам перешел в наступление. Как показали дальнейшие события, это опережение не было преднамеренным. Противник ничего не знал о нашем наступлении, мы не знали его ближайших намерений. Причем и направление удара он избрал то же — вдоль дорог от Фишхаузена на Кенигсберг. Произошла одна из тех случайностей, которые не так уж редки на войне: две изготовившиеся к наступлению группировки столкнулись, как говорится, лоб в лоб. У нас совсем не было танков, но зато мы располагали мощной артиллерией. У фашистов действовала целая танковая дивизия, но в артиллерии они нам сильно уступали. Это определило ход и исход борьбы.
Итак, 19 февраля на рассвете противник начал артподготовку. Мой наблюдательный пункт находился на высоте с отметкой 111,4. Вообще-то говоря, это не высота, а высотка, но здесь, на плоской низменности Земландского полуострова, она казалась горой. Местные жители называли ее «горой Бисмарка». Вершину горы венчала каменная пирамида с площадкой, куда вела крутая лестница. Наверху мы и устроили свой НП.
С пирамиды открывался вид на безлесную равнину, прикрытую снегом. Ее прорезала серая лепта кенигсбергского шоссе, там и сям группировались дома с красно-черепичными крышами, над ними торчали готические шпили церквей. Облака были низкие и плотные, авиация действовать не могла. Но к западу от нашего НП и до самой линии фронта снежные поля дымились сотнями снарядных и минных разрывов.
Позвонил командир 13-го гвардейского стрелкового корпуса генерал А. И. Лопатин. Доклад его был тревожным. До сорока немецких танков с десантом прорвались в центре боевых порядков корпуса и быстро продвигаются на восток южней кенигсбергского шоссе. Пехота, контратакуя, не дала расширить прорыв, однако и закрыть его не смогла. Опасность усугублялась тем, что, готовясь к наступлению, мы всю легкую артиллерию и часть тяжелой придвинули очень близко к переднему краю. К этому артиллерийскому позиционному району, не превышавшему четырех километров по фронту, и продвигались сейчас фашистские танки.
Что делать? Отдать приказ командующему артиллерией генералу Е. В. Щеглову быстро снять артполки с позиций и отвести в тыл? Очень опасно! Противник может врезаться танками в отходящие колонны артиллерии. Кроме того, артиллерия, перемещенная в тыл, в новый позиционный район, почти наверняка на значительный отрезок времени потеряет связь с отходящей пехотой. Это грозит нам тяжелыми последствиями.
Все эти соображения промелькнули у меня в голове, пока слушал доклад Лопатина и одновременно наблюдал тревожные признаки вражеского прорыва. Полями, в дыму разрывов, отходили небольшие группы пехотинцев Лопатина. По шоссе, нахлестывая коней, мчались в тыл возницы-обозники. Немецких танков еще не видно, но вот-вот и они появятся.
Рядом со мной на каменной вышке приник к окулярам стереотрубы командующий артиллерией Щеглов. Перекинулись с ним немногими фразами. Он тоже считал, что снимать артиллерию с позиций сейчас нельзя. Говорю ему:
— Даем бой, Евгений Владимирович?
— Даем!
— Тогда передай своим орлам: все батареи на прямую наводку и огонь по танкам!
Минут пятнадцать спустя из района огневых позиций поступил к нам первый доклад: танки показались! К этому моменту во всем районе, на 8 — 9 квадратных километрах, артиллерийские полки, в том числе и тяжелые, уже изготовились к стрельбе прямой наводкой. Щеглов скомандовал, и одиннадцать артиллерийских полков открыли огонь по противнику. Это была стена грохочущих снарядных разрывов. В нее уткнулись, в ней сгорели десятки немецких танков и штурмовых орудий. Огонь разметал и обратил вспять вражескую пехоту.
Генерал Лопатин повел свои полки в контратаку, гвардейцы погнали гитлеровцев. Ранний зимний вечер застал стрелков 13-го корпуса на тех же позициях, которые они вынуждены были утром оставить. А за их спиной осталось поле, заставленное множеством сгоревших танков с черно-белыми крестами на броне, заваленное сотнями вражеских трупов.
Когда я доложил командующему фронтом генералу Баграмяну итоги боя, Иван Христофорович сказал:
— Помоги Людникову! У него фашисты прорвались. Идут к Кенигсбергу. Передай ему корпус Ксенофонтова и пушечные артбригады.
Мы передали командующему 39-й армией 54-й стрелковый корпус и тяжелые артбригады. Всю ночь там, на юге, полыхали орудийные зарницы, линия фронта заметно подалась к востоку, в сторону Кенигсберга, как бы глубоко обтекая наш левый фланг.
В последующие дни немецко-фашистские войска, продолжая продвигаться к Кенигсбергу, стремились расширить прорыв на север — то есть смять наш левый фланг. Пленные, захваченные гвардейцами Лопатина, показали на допросах, что против нас действуют и недавно переброшенные морем на Земландский полуостров 93-я и 95-я пехотные дивизии. По их словам, задача этой группировки состоит в том, чтобы прорваться юго-восточней «горы Бисмарка» и установить связь с гарнизоном Кенигсберга.
С 25 февраля натиск противника в полосе 43-й армии стал ослабевать. Если ранее в его атаках участвовало одновременно до четырех полков пехоты с 20 — 30 тапками, то теперь действовали мелкие группы автоматчиков — каждая при поддержке 2 — 3 танков. За семь дней наступления фашисты продвинулись на 4 — 5 километров, но господствующую высоту — «гору Бисмарка» так и не взяли.
Южнее, в полосе соседней 39-й армии, противнику удалось пробить неширокий коридор от Фишхаузена к Кенигсбергу вдоль побережья Земландского полуострова. Таким образом, прежде изолированные немецко-фашистские группировки воссоединились и получили возможность маневрировать силами и боевыми средствами.
В результате этих боев наша армия заняла как бы нависающее положение над пробитым к Кенигсбергу вражеским коридором. Корпус Лопатина держал оборону на гряде господствующих высот («гора Бисмарка» и высота 91,2), имея в ближнем тылу город Куменен и отрезок кенигсбергского шоссе. Артиллеристы Лопатина просматривали и простреливали с этой гряды южную часть Земланда вплоть до побережья, препятствуя переброске вражеских подкреплений по этому коридору.
После трехдневного затишья немецко-фашистские войска вновь атаковали корпус Лопатина с запада и юга. 1 марта во втором часу ночи генерал Лопатин доложил по телефону, что большая группа автоматчиков, прорвавшись от господского двора Прилаккен, атаковала «гору Бисмарка». Атака отбита, но положение трудное, гвардейский полк И. И. Рубцова ведет бой в полуокружении.
Доклад меня встревожил. По опыту знаю, что в скупых фразах, вроде «положение трудное», может таиться грозная опасность. Приказываю ему:
— Готовь контратаку. Еду к тебе.
Приехал к Лопатину на его наблюдательный пункт. К югу от нас, над лесом, тьму ночи то и дело прорезали короткие вспышки орудийного огня. На фоне вспышек отчетливо проступали контуры каменной «пирамиды Бисмарка». Лопатин уже восстановил связь с полком Рубцова, при мне допросил доставленного оттуда пленного. Он оказался из 95-й дивизии. В его полку были созданы два отряда автоматчиков, перед ними поставили задачу внезапной ночной атакой захватить «гору Бисмарка» и удержать ее до подхода главных сил.
По телефону связались с комполка Рубцовым.
— Держимся! — доложил он.— Фашисты в сотне метров от моего блиндажа. Опять лезут к вышке.
Говорю ему:
— Ни шагу назад! Держись, Иван Иванович, выручим...
В этот момент связь с ним опять прервалась. Уже после боя я узнал, что фашисты окружили блиндаж Рубцова, он со связистами отбивался гранатами. Выручил командира полка начальник разведки капитан Храбров. Возвращаясь из штаба дивизии, он попал в самое пекло боя, собрал группу бойцов и возглавил контратаку. Немцы бежали прочь от блиндажа. Но борьба за «гору Бисмарка» и каменную вышку продолжалась. Это стремление противника овладеть вышкой понятно. С нее немецкие артиллеристы могли бы корректировать огонь не только по ближним, но и по дальним тылам 43-й армии. Поэтому, как только я приехал к Лопатину, то первым делом приказал минировать вышку.
Был у Лопатина отличный сапер — командир взвода А. М. Родителев. Под огнем противника он со своими солдатами минировал вышку, долго отбивал атаки фашистов, а около шести утра приказал взводу отходить. Сам остался последним, запалил бикфордов шнур и тоже ушел с вышки. Между тем фашисты, подбадривая себя криками, начали взбираться по каменным ступеням наверх. Грохот мощного взрыва заглушил все прочие звуки боя. Стрелки Рубцова, используя потери и замешательство противника, тотчас контратаковали высоту и вновь ею овладели. А на рассвете, когда к «горе Бисмарка» вышли вражеские танки, их встретил и заставил отойти хорошо организованный огонь противотанковых пушек.
Бои на этом направлении продолжались еще несколько дней, но захватить ключевую высоту противник не смог. Наоборот, наши пехотинцы, контратакуя, продвинулись на юг и запад. С 7 марта немецко-фашистская группа войск «Земланд» была вынуждена перейти к обороне. В многодневной и ожесточенной схватке противник понес большие потери, которые сказались впоследствии, в ходе борьбы за крепость Кенигсберг.
В конце февраля в советских войсках, действовавших в Восточной Пруссии, произошли организационные изменения. 1-й Прибалтийский фронт был преобразован в Земландскую группу войск, которая, в свою очередь, вошла в состав 3-го Белорусского фронта. Фронт после гибели генерала И. Д. Черняховского возглавил маршал А. М. Василевский, Земландскую группу войск — генерал И. X. Баграмян.
Главные силы фронта еще продолжали бои по ликвидации хейльсбергской группировки противника юго-западней Кенигсберга, а мы уже начали подготовку к очередной операции — к штурму крепости Кенигсберг.
Приказ передислоцироваться с Земланда под Кенигсберг 43-я армия получила в конце марта. Пока войска сдавали оборону соседям, оперативная группа штаба выехала к крепости для рекогносцировки местности. Погода не баловала, балтийские ветры гнали низкие облака, моросили дожди, болотистая земля еще более напиталась влагой. Но день 27 марта выдался ясным и солнечным.
Исходное положение для наступления нашей армии было намечено северо-западнее Кенигсберга. Правым соседом стала 39-я армия, левым — 50-я армия. Все они наносили удар по крепости с северного направления. А с юга, нам навстречу, должна была наступать 11-я гвардейская армия.
Самой высокой точкой в нашей полосе была гора Фухсберг. На ее южном склоне, в обширном саду, стоял большой помещичий дом, где разместился вспомогательный пункт управления с узлом связи. А близ вершины горы саперы быстро оборудовали наблюдательный пункт.
Объехав передний край и изучив карту с последними разведывательными данными, мы получили достаточно полное представление об укреплениях Кенигсберга на участке будущего прорыва. Противник создал три оборонительных позиции. Первая — это внешний пояс укреплений в 6 — 8 километрах от города. В пояс входили форты, доты, дзоты, траншеи для пехоты и отдельные окопы для противотанковых орудий, минометных батарей. А впереди укреплений тянулся длинный и широкий противотанковый ров. Он кольцом окружил Кенигсберг.
Опорой внешнего пояса укреплений были форты. На нашем участке их было три. Они несколько отличались друг от друга по занимаемой площади, но прочие боевые характеристики имели много общего. Издали, с внешней, или, как говорят саперы, напольной, стороны, форт не очень приметен. Виден широкий и невысокий холм, в его основание как бы врезана низкая кирпичная стена, в ней амбразуры для пулеметов и тоже малоприметные полукапониры для пушек. Вот, собственно, и все, что видишь. Остальное глубоко под землей. В нее форт уходит тремя этажами. Там и казарма для гарнизона, и склады боеприпасов, оружия, продуктов, и все прочее, что нужно для длительной и автономной обороны. Толщина кирпичных стен и верхних перекрытий — до двух с половиной метров. А сверху еще и земляная «подушка». Это 4 — 5 метров земли, она давно уже поросла травой, а главное, большими деревьями и кустарником.
Каждый форт окружен рвом с водой шириной от 15 до 30 метров. С задней стороны холма — выходы из подземелья. Они ведут на широкий двор. Здесь, на специально оборудованных и защищенных стенками площадках, установлены гаубицы и минометы. А вокруг настоящий лабиринт из каменно-бетонных проулков, теснин и тупиков. В каждой стене бойницы, что позволяло гарнизону вести упорный бой даже в случае, если наступающий врывался во двор форта с тыла.
Между фортами фашисты построили железобетонные доты, установили в них пулеметы и противотанковые пушки, так что все пространство простреливалось многослойным огнем.
Второй пояс укреплений проходил по окраинам Кенигсберга. Улицы были замкнуты кирпично-бетонными баррикадами, все прочные здания превращены в опорные пункты.
Наконец третий, внутренний пояс укреплений опоясывал старинную часть города, его центра. Форты и равелины, меньшие по размеру, чем на внешнем поясе, но столь же прочной и толстой кладки, обороняли крепостную цитадель, казармы, штаб военного округа и комендатуру. Здесь гитлеровцы сосредоточили все управление обороной Кенигсбергского укрепленного района.
К этому надо прибавить, что деление на три пояса укреплений было, как мы скоро убедились, весьма условным. Как их разделить, если, например, между первым поясом и вторым сплошные траншеи с пулеметными гнездами и орудиями ПТО шли одна за другой через каждые 200 — 300 метров?
Город пересекала полноводная река Прегель, и наша армия получила боевую задачу прорвать оборону противника северо-западной Кенигсберга и, взаимодействуя с левым соседом — 50-й армией, «к исходу третьего дня операции штурмом овладеть городом до реки Прегель» *(34 .На Прегеле мы должны были встретить части 11-й гвардейской армии, штурмующие крепость с юга. Правый наш сосед — 39-я армия имела задачу прорваться через коридор, пробитый противником, и изолировать гарнизон с запада.
Впервые за всю войну предстояло нам прорывать столь глубокую и мощную оборону, которая опиралась на крепостные форты. Сокрушить форты, разрушить или, по меньшей мере, подавить временно огонь их орудий и пулеметов способна была только артиллерия самых крупных калибров — та, которую в старину называли метким словом «осадная».
После взятия Кенигсберга Иван Христофорович Баграмян отметил, что Кенигсбергскую операцию с полным правом можно называть «артиллерийской операцией». Действительно, насыщенность войск артиллерийскими орудиями была предельно высокой. Например, штурмовые отряды, состоявшие из 230 стрелков и пулеметчиков каждый, имели, помимо пулеметов, по 90 артиллерийских, минометных и танковых стволов, то есть по одному стволу на 2 — 3 пехотинца.
Армию усилили 5-м артиллерийским корпусом генерала Л. Н. Алексеева в составе двух артиллерийских и одной гвардейской минометной дивизии — всего до тысячи стволов. А специально для борьбы с крепостными сооружениями нам передали два дивизиона орудий особой мощности, дивизион подполковника С. С. Мальцева вооруженный шестью мортирами калибром в 280 миллиметров, и дивизион капитана П. С. Чубакова, вооруженный четырьмя мортирами калибром в 211 миллиметров. Последние являлись трофейными, по боевым характеристикам значительно уступали отечественным мортирам, но тем не менее были мощным артиллерийским средством борьбы с долговременными крепостными сооружениями.
Вместе с генералом Щегловым, главным нашим артиллеристом, мы объехали наблюдательные пункты артиллерии особой и большой мощности. Убедились, что разрушить сразу все три форта, находившиеся в нашей полосе, не удастся. И дело было не в их мощном боевом покрытии.
С НП мортирного дивизиона Мальцева хорошо просматривался приземистый, поросший густым старым лесом холм — форт № 5. Он находился не далее, чем в 600 — 700 метрах от нашего переднего края. Следовательно, артиллеристам будет удобно корректировать огонь по нему.
А вот форт № 5-А просматривался гораздо хуже. Расположенный в глубине обороны противника, он был недоступен для стрельбы прямой наводкой по напольной стене. Да и корректировка навесного огня из-за дальности тоже была затруднительна. Самый же дальний форт — № 6 в пригороде Юдиттен вообще терялся в весенней дымке, среди садов и парков.
— Будем разрушать его, когда пехота прорвется к Юдиттену,— сказал Щеглов.— Иначе стрельба не даст эффекта — только снаряды потратим.
Время летело быстро. 28 марта наша армия начала марш с Земландского полуострова, вышла к Кенигсбергу и сразу приступила к учебе — штурмовые отряды на специально подготовленных в тылу полигонах отрабатывали будущие боевые задачи. 31 марта армия частью сил вышла на передний край, приняв его от соседней 39-й армии И. И. Людннкова.
По инициативе политработников в дивизиях были отобраны солдаты и офицеры, имевшие опыт уличных боев в крупных городах — Сталинграде, Севастополе, Витебске, опыт штурма долговременных укреплений. Особенно много таких воинов оказалось в 33-й гвардейской Севастопольской и 263-й Сивашской стрелковых дивизиях. На краткосрочных сборах ветераны боев поделились с молодежью своим опытом.
Член Военного совета армии Сергей Иванович Шабалов, беседуя с гвардейцами 33-й дивизии, упомянул фашистского гаулейтора Кенигсберга Вагнера. Этот Вагнер, обращаясь к немецким солдатам по радио, заявил, что русские, опираясь на слабые сухопутные укрепления Севастополя, защищали город 250 дней и что солдаты фюрера обязаны столько же времени продержаться на мощных укреплениях Кенигсберга.
— Что ответим Вагнеру?— спросил Шабалов окруживших его бойцов и сержантов.
Один из них сказал:
— Обыкновенно ответим, товарищ генерал. Мерки у нас с фашистом разные. Защищали мы Севастополь 250 дней, а освободили за четыре.
— Как?— спросил меня Шабалов.— Годится для радиопропаганды?
— Даже очень.
В тот же вечер ответ солдата-севастопольца политработники передали по радиоустановкам переднего края на немецком языке.
Штурм крепости был назначен на 6 апреля. Пехотной атаке должна была предшествовать необычайно длительная артиллерийская подготовка. На нее отводилось четверо суток. За это время сверхтяжелая артиллерия должна была «выложить» на вражеские форты то число снарядов, которое потребно для их разрушения.
2 апреля артподготовка началась огневой разведкой. Гаубицы, пушки-гаубицы и тяжелые минометы вели огонь по фортам, дотам, железобетонным убежищам и наблюдательным пунктам. Как уже говорилось выше, все эти объекты были замаскированы и накрыты многометровыми «подушками» земли, густой травой, кустарником, высокими деревьями. Поэтому, прежде, чем открывать по ним огонь из сверхтяжелых орудий, надо было убедиться, что это действительно боевые объекты, а не холмы, рощи и кустарниковые заросли. И вот в течение 2 апреля отдельные батареи и дивизионы по всему фронту 43-й армии начали снимать с целей маскировавшую их земляную подушку. С наблюдательного пункта мы видели, как медленно, но неуклонно оседали под огнем холмы, редели рощи, открывая в конце концов бетонные или кирпичные стены и верхние покрытия. Красная пыль после очередного разрыва говорила о том, что снаряд добрался до кирпичной кладки, серая пыль — это уже железобетон. К вечеру вскрытие целей было закопчено. Не подтвердилась только одна, оказавшаяся земляным бугром.
С 3 апреля вступила в дело сверхтяжелая артиллерия — мортиры Мальцева и Чубакова, а также несколько гаубичных дивизионов артиллерии большой мощности калибром в 203 миллиметра. Выявленные огневой разведкой железобетонные доты, убежища выводились из строя после 2 — 6 прямых попаданий. Прочные полевые укрепления — траншеи с дзотами, системой ходов сообщения, эскарпами и контрэскарпами, рвами, волчьими ямами, колючей проволокой, минными полями разрушались огнем легкой и тяжелой артиллерии. Все шло по плану, кроме стрельбы по фортам. Наши опасения оправдывались. Форты N°.5 «Шарлоттенбург» и № 5-А «Лнндорф» получили по 90 прямых попаданий каждый... А ведь одно попадание — это четверть тонны начиненного взрывчаткой металла. Тем не менее явные пробоины в фортах были единичными — по одному-два на форт. Таким образом, с внешней стороны эти крепостные сооружения как будто выдержали обстрел. Однако гарнизоны не выдержали. Сотрясения были столь велики, что солдаты и офицеры, отсиживавшиеся в нижних этажах фортов, теряли сознание от тяжелой контузии. Таким образом, мортиры Мальцева и Чубакова сделали свое дело.
К вечеру 5 апреля, когда канонада стала смолкать, новый тяжелый и ровный звук повис над полем боя. Это шли на Кенигсберг бомбардировщики авиации дальнего действия. Они атаковали с воздуха морской порт, железнодорожный узел и другие важные военные объекты. Бомбежка продолжалась всю ночь. С горы Фухсберг мы видели пламя громадных пожаров. На берегах реки Прегель, в военной гавани и на территориях, расположенных поблизости заводов — порохового, химического, ремонтно-артиллерийского, — гремели колоссальной силы взрывы.
Перед рассветом к нам на командный пункт в старинный помещичий дом приехали командующий фронтом маршал А. М. Василевский и командующий Земландской группой войск генерал армии И. X. Баграмян. Войска ждали сигнала к началу атаки.
В девять утра далеко на юге заговорила артиллерия. Это перешла в наступление 11-я гвардейская армия генерала К. Н. Галицкого. Вскоре открыла огонь и артиллерия нашей армии. В полдень поднялась в атаку пехота. Сразу же обозначился успех. Особенно сильно пошел 54-й корпус генерала А. С. Ксенофонтова. В час дня Александр Сергеевич доложил:
— Штурмовой отряд капитана Тукмакова блокировал форт № 5. Гарнизоны загнали в нижние этажи.
Героем эпизода стал комсомолец младший лейтенант Мирза Джабиев. Накануне штурма на митинге стрелкового полка Джабиев сказал, что комсомольцы роты поручили ему поднять красный флаг над фортом «Шарлоттенбург», что он с честью выполнит поручение. И вот он со своим стрелковым взводом через тыловые ворота форта ворвался во двор и укрепил там красный флаг.
Блокированный во внутренних помещениях противник не хотел сдаваться. Тогда, оставив для блокировки форта небольшую группу стрелков и саперов, капитан Тукмаков повел свой отряд к предместью Шарлоттенбург. Установив взаимодействие со штурмовым отрядом старшего лейтенанта Ныркова, они совместно, а за ними и главные силы 235-й стрелковой дивизии, быстро продвинулись через предместье к окраинам Кенигсберга.
На нашем КП непрерывно звонили телефоны. Выслушав очередной доклад, я обернулся к генералу Баграмяну. Успел заметить, как затмила окна дыбом вставшая земля. Грохнуло рядом, меня отбросило в угол. Протерев запорошенные пылью глаза, я вскочил на ноги. В комнате все было перевернуто — стол со сломанными ножками, телефоны на полу. Вижу, Иван Христофорович платком вытирает лицо, платок в крови.
— Ранены?
— Ерунда! Стеклом. Порезало осколками.
Вошел маршал А. М. Василевский. Он выезжал на передний край и, возвращаясь, наблюдал картину вражеского артобстрела. Александр Михайлович упрекнул меня, и было за что. Оказалось, что поблизости от помещичьего дома, где разместился наш командный пункт, стояло несколько легковых машин. Наблюдателям противника не составило труда определить, что тут находится какое-то начальство.
К счастью, второго залпа по нашему КП не последовало. Генерал Щеглов связался с контрбатарейной группой, его артиллеристы быстро накрыли огнем немецкий тяжелый дивизион. Этот артналет противника был единственным во всей полосе 43-й армии. Взятый в плен вражеский офицер-артиллерист объяснил молчание артиллерии Кенигсберга тем, что наш огонь полностью дезорганизовал управление ею. Большинство наблюдательных пунктов было разрушено, телефонная связь прервана, многие батареи понесли большие потери в людях и орудиях.
К исходу дня наибольшего успеха добился 54-й стрелковый корпус генерала Ксенофонтова на левом фланге армии. Его части полностью овладели пригородом Шарлоттенбург и соседним поселком Кляйн Ратсхоф. 13-й гвардейский стрелковый корпус генерала Лопатина, оставив в своем тылу блокированный форт № 5-А «Линдорф», также приближался к северо-западной окраине Кенигсберга.
Наиболее ожесточенные и с наименьшим продвижением бои происходили у нас на правом фланге, где 90-й стрелковый корпус генерала Седулина и соседние части 39-й армии пытались перерезать коридор, ведущий к Кенигсбергу с Земландского полуострова. Противник непрерывно контратаковал танками и пехотой, не давая нам полностью завершить окружение Кенигсберга. Именно на этом направлении мы не смогли выполнить задачу, поставленную командованием па первый день штурма.
В ночь на 7 апреля оба форта — «Шарлоттенбург» и «Линдорф», блокированные ещё днем, были атакованы штурмовыми отрядами. Самоходно-артиллерийские тяжелые орудия, выдвинувшись на прямую наводку, в упор били по амбразурам форта «Линдорф» и вскоре же вынудили его гарнизон к капитуляции. Значительно дольше держался форт «Шарлоттенбург». Даже 280-миллиметровая мортира, бившая по нему почти в упор прямой наводкой, не смогла проломить напольную стену. Не брали ее 246-килограммовые снаряды. Однако их мощные разрывы загнали гарнизон в нижние этажи, чем воспользовались наши саперы. Под руководством лейтенанта И. П. Сидорова они заложили несколько тонн взрывчатки под стены и на верхнее боевое покрытие и подорвали ее. В образовавшиеся проломы ворвался штурмовой отряд старшего лейтенанта Р. Р. Бабушкина и овладел фортом.
Второй день штурма, когда наши части завязали бои уже непосредственно в городских кварталах, прошел очень напряженно, наше продвижение повсюду не превышало нескольких сот метров. Вечером мы собрались в штабе, обсудили ситуацию. В чем причина задержки? Специалисты назвали целый ряд причин. Например, планируя разграничительные линии между штурмовыми отрядами, наш штаб не взял за основу естественные направления — городские улицы. Поэтому пехоте иногда приходится наступать поперек трассы, через каменные дворы. Танки и артиллерия отстают, их огонь не сопровождает пехоту, как должно.
Были отмечены и другие недочеты в уличных боях — слабая разведка, неправильное использование саперов и артиллерии. Все это было зафиксировано в соответствующих документах, сразу же отправлено в штурмовые отряды с тем, чтобы не повторять ошибок на третий день штурма.
Этот день — 8 апреля — стал переломным. Войска 43, 50 и 11-й гвардейской армий, наступая с разных направлений, рассекли оборону противника и отбросили его части к центру города.
Батальон майора Н. И. Мамонтова продвигался по Хагенштрассе. Фашисты вели сильный огонь из углового дома. Подступы к нему были минированы, стоял он особняком, местность открытая. Но Мамоитов недаром славился своим гибким тактическим мышлением. Он отлично использовал все приданные ему специальные подразделения. Легкие пушки поставил на прямую паводку, они били по верхним этажам, разрушая наблюдательные пункты противника. Тяжелые 122-миллиметровые самоходные орудия стреляли по нижнему этажу, уничтожая легкую артиллерию и пулеметы фашистов. Взвод химзащиты поставил дымовую завесу, под ее прикрытием саперы лейтенанта В. Ф. Лапшина обезвредили минное поле, затем заложили под дом фугасы и взорвали. Дом частично обвалился, его гарнизон выбежал на улицу, подняв руки. Атаковать дом пехотой так и не понадобилось. К вечеру батальон Мамонтова продвинулся в глубь Кенигсберга на два километра, захватив около 400 пленных.
Полк подполковника Ермакова был остановлен огнем противника перед каналом Ланд-Грабен. Мост был заминирован, но смельчаки саперы старшего сержанта М. А. Булатова под огнем его разминировали. Ермаков посадил на приданные ему самоходки десант пехотинцев и приказал: «Через мост — на Крауз-аллею! Чем дальше пробьетесь, тем лучше». Отряд проскочил мост и углубился в район Амалиенау. Этот прорыв раздробил всю оборону фашистов по каналу, они стали сотнями сдаваться в плен.
Произошел и курьезный случай. Пленных надо было немедленно вывести в тыл, а в штурмовом отряде старшего лейтенанта Пашкова каждый человек на счету. Выделил он двух автоматчиков, наказал им глядеть в оба, чтобы не разбежались пленные. Повели они колонну в тыл. Из одного дома ударил пулемет — пленные кто куда. Собрали их автоматчики, повели дальше, опять обстрел — на этот раз артиллерийский. Бойцы опасались, что не доведут пленных — разбегутся они. Однако чем далее уходили от передовой, тем длинней становилась колонна. Начали путь с двумя сотнями пленных, окончили — с пятью сотнями. Оказалось, к ним присоединялись немецкие солдаты, прятавшиеся в развалинах домов и во дворах.
Вскоре после полудня к нам на КП позвонил комкор 13-го гвардейского Лопатин. Доложил, что его дивизии вышли к реке Прегель в районе вагоноремонтных мастерских, газового завода и электростанции. И добавил:
— Вижу, с того берега к нам идут лодки. Это штурмовой отряд 11-й гвардейской армии. Мои гвардейцы ружейным салютом приветствуют гвардейцев генерала Галицкого. Можете докладывать начальству, что внутреннее кольцо окружения кенигсбергского гарнизона замкнулось.
Доложил я генералу Баграмяну, он тотчас же перенацелил главные силы нашей армии на западную окраину Кенигсберга. Бои, которые уже третьи сутки вел здесь, в пригороде Юдиттен, корпус генерала Седулина, носили упорный характер. Со стороны Земландского полуострова, стремясь восстановить связь с кенигсбергским гарнизоном, днем и ночью атаковали танки 5-й немецкой танковой дивизии и пехота 93-й дивизии. Надо было немедленно разгромить и отбросить как можно далее на запад эту группировку.
Гарнизон крепости, оттесненный в центральные кварталы, еще сопротивлялся, однако его боеспособность неуклонно падала. За 8 апреля только части нашей армии взяли около 10 тысяч пленных. Следовало ожидать, что вражеское командование в такой ситуации попытается прорваться с наиболее боеспособными войсками на запад, на воссоединение с армейской группой «Земланд».
Мы тотчас начали перегруппировку сил и к вечеру 8 апреля создали достаточно сильные заслоны и на внешнем фронте окружения, в районе форта № 6 «Юдиттен», и на внутреннем, против западной части центральных кварталов Кенигсберга. Прогнозы нашего командования оправдались в ту же ночь.
С внешнего фронта в направлении на пригород Юдиттен нанесла удар вражеская группа войск «Земланд» своими 1-й и 28-й пехотными и 5-й танковой дивизиями. В трехчасовом ночном бою они были разбиты и отброшены стрелками генерала Седулина.
Одновременно навстречу армейской группе «Земланд» попытались прорваться две большие группы немецко-фашистских солдат и офицеров с танками, бронетранспортерами и артиллерией. Обе были уничтожены в ночном бою гвардейцами генерала Лопатина. Утром среди убитых были найдены два генерала — командир 548-й пехотной дивизии Зидау и глава кенигсбергской полиции Шуберт.
Быстрая и успешная ликвидация этих попыток противника прорваться на Земландский полуостров не давала нам повода успокаиваться. Фашисты могли повторить удар и со стороны Кенигсберга, и с внешнего фронта окружения, где их войска опирались на огневую систему фортов № 6 «Юдиттен» и № 7 «Гросс Хольштайн». Поэтому и нашей первоочередной задачей стал штурм этих фортов. Помог опыт, накопленный при штурме фортов № 5 и 5-А. Тяжелая артиллерия громила навесным огнем внутренние дворы фортов, уничтожая орудия и минометы. Тяжелые самоходно-артиллерийские установки и выдвинутые на прямую наводку мортиры особой мощности громили боевой этаж форта, разбивая амбразуры и орудийные полукапониры. Под прикрытием их огня стрелки и саперы преодолевали ров с водой и врывались во внутренний двор. С этого момента форт, по существу, превращался из боевого сооружения в обыкновенное убежище для гарнизона. Саперам оставалось, закладывая фугасы, выкурить гарнизон из подземелья.
Четкое взаимодействие и предыдущий опыт позволили штурмовым отрядам майоров Зенова и Николенко в считанные часы овладеть фортом «Юдиттен». Еще быстрей капитулировал форт «Гросс Хольштайн». Наши стрелки захватили более пятисот пленных. При стрельбе по амбразурам прямой наводкой особо отличилась тяжелая самоходная установка лейтенанта А. А. Космодемьянского, впоследствии удостоенного звания Героя Советского Союза, брата знаменитой героини-партизанки Зои Космодемьянской.
Пока на внешнем фронте окружения происходили эти события, и корпуса Седулина и Лопатина, отбрасывая группу «Земланд», медленно продвигались на запад, в самом Кенигсберге корпус Ксенофонтова, тесно взаимодействуя с частями 50-й армии генерала Ф. П. Озерова и 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого, завершал ликвидацию окруженного гарнизона. Фашисты, зажатые в центре города па площади не более трех квадратных километров, попытались организовать сопротивление, но первая же ночная атака наших стрелков полностью их деморализовала.
Позвонил генерал Ксенофонтов:
— 126-я дивизия овладела центральным вокзалом. 235-я вышла на Врангельштрассе. Гарнизоны малых фортов подняли белые флаги. Пленных тысячи три. Куда их девать до утра?
— Собирай в форты. Как у соседей?
— Та же картина.
В два часа пополуночи он позвонил опять. Сказал, что в штаб 235-й дивизии явился офицер парламентер от коменданта крепости. Уполномочен вести переговоры.
Говорю Ксенофонтову:
— Какие там переговоры, Александр Сергеевич! Вручи парламентерам условия капитуляции и отправляй обратно.
Так он и сделал. Утром 10 апреля остатки кенигсбергского гарнизона сдались. Корпус Ксенофонтова принял 7 тысяч пленных в дополнение к тем 20 тысячам, которые были пленены в предшествующие дни. А всего в Кенигсберге войсками 43, 50 и 11-й гвардейской армий было захвачено в плен 92 тысячи вражеских солдат и офицеров. Безвозвратные потери гарнизона составили около 40 тысяч убитыми и умершими от ран.
После завершения Кенигсбергской операции 43-я армия вместе с другими армиями фронта без оперативной паузы начала новое наступление — на вражескую группу «Земланд». Несколько дней спустя противник был разгромлен и остатки его сброшены в Балтийское море. Войну мы закончили под Данцигом, пленив 2-ю немецкую армию — более 140 тысяч солдат и офицеров.
В Москву, на Парад Победы, ехали через Кенигсберг. Воспользовавшись остановкой поезда, обошли улицы. Посетили форты, казематы которых еще хранили запах пороха. Потом мне неоднократно доводилось бывать в этом городе — ныне Калининграде. И каждый раз я шел на знакомую площадь, подолгу стоял перед высоким гранитным обелиском, воздвигнутым в честь солдат Великой Отечественной войны. На обелиске выбита надпись:
Вы прославили Советскую Родину,
И Родина будет славить вас вечно.
Отечество воспитало вас героями,
И геройски бились вы за Отечество.
Ваше мужество было беспримерным,
Ваша воля была непреклонной,
Ваша слава — бессмертна!
Литературная запись Н. С. Винокурова
*(34 Архив МО СССР, ф. 398, оп. 9308, д. 878, л. 1—2.
Воспоминания участников Великой Отечественной войны "ПОБЕДНЫЕ ЗАЛПЫ СОРОК ПЯТОГО"/Составитель И. П. Лопухов Москва-1988
(С) Разработка проекта и дизайн Будаева А. В. При использовании информации, полученной с сайта, ссылка на него обязательна.