КНИГА ПАМЯТИ Калининградской области

Воспоминания участников Восточно-Прусской операции, штурма Кенигсберга.

 

А. П. Белобородов

"Штурм Кенигсберга"

К середине февраля 1945 года группировка противника в Восточной Пруссии уже не имела сплошного фронта. Предшествующие удары советских войск рассекли ее на три изолированные части: одна была оттеснена на об­ширный Земландский полуостров, к северо-западу от Кенигсберга, другая оказалась зажатой в Хейльсбергском укрепрайоне юго-западней Кенигсберга, а третья отошла к самой крепости Кенигсберг.

Наша 43-я армия сначала в составе 1-го Прибалтий­ского, а затем 3-го Белорусского фронтов участвовала и в боях на Земландском полуострове, и в штурме самого Кенигсберга. Оба эти района в оперативном смысле были тесно связаны. С февраля по апрель немецко-фашистское командование предпринимало неоднократные попытки пробить коридор с Земланда в Кенигсберг с тем, чтобы объединить свои войска. Советское командование, наобо­рот, делало все возможное для разгрома изолированных группировок по отдельности. Поэтому нам, участникам этих событий, трудно отделить штурм Кенигсберга от предшествовавших ему боев на Земландском полуострове. С них и начну.

В середине февраля две советские армии — наша 43-я и 39-я генерала И. И. Людникова продвинулись уже в глубь Земландского полуострова. До его западного побе­режья и портов Пиллау и Фишхаузен оставалось пройти не более 20—25 километров. Однако к этому времени в боевых действиях наступило относительное затишье. И мы, и противник подтягивали резервы и перегруппировы­вали силы для активных действий: мы — для того, чтобы сбросить фашистов с Земланда в Балтийское море и обезопасить тыл советских войск, готовящихся к штурму Кенигсберга; они — для того, чтобы прорваться к Кенигс­бергу и помочь его гарнизону.

Командующий фронтом генерал И. X. Баграмян из­брал для прорыва участок фронта на стыке 43-й и 39-й армий. Здесь проходили  параллельные железная и шоссейная дороги от Кенигсберга до Пиллау и Фишхаузена, вдоль них нам и предстояло наступать. Иван Христофо­рович назначил срок наступления 20 февраля, и ут­ром 18 февраля я доложил ему о готовности войск ар­мии.

Однако наступать нам не пришлось. На рассвете 19 февраля, опередив нас на сутки, противник сам перешел в наступление. Как показали дальнейшие события, это опережение не было преднамеренным. Противник ничего не знал о нашем наступлении, мы не знали его ближайших намерений. Причем и направление удара он избрал то же — вдоль дорог от Фишхаузена на Кенигсберг. Про­изошла одна из тех случайностей, которые не так уж редки на войне: две изготовившиеся к наступлению группировки столкнулись, как говорится, лоб в лоб. У нас совсем не было танков, но зато мы располагали мощной артиллерией. У фашистов действовала целая танковая дивизия, но в артиллерии они нам сильно уступали. Это определило ход и исход борьбы.

Итак, 19 февраля на рассвете противник начал артпод­готовку. Мой наблюдательный пункт находился на высо­те с отметкой 111,4. Вообще-то говоря, это не высота, а вы­сотка, но здесь, на плоской низменности Земландского полуострова, она казалась горой. Местные жители назы­вали ее «горой Бисмарка». Вершину горы венчала камен­ная пирамида с площадкой, куда вела крутая лестница. Наверху мы и устроили свой НП.

С пирамиды открывался вид на безлесную равнину, прикрытую снегом. Ее прорезала серая лепта кенигсберг­ского шоссе, там и сям группировались дома с красно-черепичными крышами, над ними торчали готические шпили церквей. Облака были низкие и плотные, авиация действовать не могла. Но к западу от нашего НП и до са­мой линии фронта снежные поля дымились сотнями сна­рядных и минных разрывов.

Позвонил командир 13-го гвардейского стрелкового корпуса генерал А. И. Лопатин. Доклад его был тревож­ным. До сорока немецких танков с десантом прорвались в центре боевых порядков корпуса и быстро продвигаются на восток южней кенигсбергского шоссе. Пехота, контр­атакуя, не дала расширить прорыв, однако и закрыть его не смогла. Опасность усугублялась тем, что, готовясь к наступлению, мы всю легкую артиллерию и часть тяжелой придвинули очень близко к переднему краю. К этому артиллерийскому позиционному району, не превышавшему четырех километров по фронту, и продвигались сейчас фашистские танки.

Что делать? Отдать приказ командующему артиллерией генералу Е. В. Щеглову быстро снять артполки с позиций и отвести в тыл? Очень опасно! Противник может вре­заться танками в отходящие колонны артиллерии. Кроме того, артиллерия, перемещенная в тыл, в новый позицион­ный район, почти наверняка на значительный отрезок времени потеряет связь с отходящей пехотой. Это грозит нам тяжелыми последствиями.

Все эти соображения промелькнули у меня в голове, пока слушал доклад Лопатина и одновременно наблюдал тревожные признаки вражеского прорыва. Полями, в дыму разрывов, отходили небольшие группы пехотинцев Лопатина. По шоссе, нахлестывая коней, мчались в тыл возницы-обозники. Немецких танков еще не видно, но вот-вот и они появятся.

Рядом со мной на каменной вышке приник к окулярам стереотрубы командующий артиллерией Щеглов. Пере­кинулись с ним немногими фразами. Он тоже считал, что снимать артиллерию с позиций сейчас нельзя. Говорю ему:

  Даем бой, Евгений Владимирович?

  Даем!

  Тогда передай своим орлам: все батареи на прямую наводку и огонь по танкам!

Минут пятнадцать спустя из района огневых позиций поступил к нам первый доклад: танки показались! К это­му моменту во всем районе, на 8 — 9 квадратных километ­рах, артиллерийские полки, в том числе и тяжелые, уже изготовились к стрельбе прямой наводкой. Щеглов скомандовал, и одиннадцать артиллерийских полков открыли огонь по противнику. Это была стена грохочущих снарядных разрывов. В нее уткнулись, в ней сгорели десятки немецких танков и штурмовых орудий. Огонь разметал и обратил вспять вражескую пехоту.

Генерал Лопатин повел свои полки в контратаку, гвар­дейцы погнали гитлеровцев. Ранний зимний вечер застал стрелков 13-го корпуса на тех же позициях, которые они вынуждены были утром оставить. А за их спиной осталось поле, заставленное множеством сгоревших танков с черно-белыми крестами на броне, заваленное сотнями вражеских трупов.

Когда я доложил командующему фронтом генералу Баграмяну итоги боя, Иван Христофорович сказал:

— Помоги Людникову! У него фашисты прорвались. Идут к Кенигсбергу. Передай ему корпус Ксенофонтова и пушечные артбригады.

Мы передали командующему 39-й армией 54-й стрел­ковый корпус и тяжелые артбригады. Всю ночь там, на юге, полыхали орудийные зарницы, линия фронта заметно подалась к востоку, в сторону Кенигсберга, как бы глубоко обтекая наш левый фланг.

В последующие дни немецко-фашистские войска, продолжая продвигаться к Кенигсбергу, стремились расширить прорыв на север — то есть смять наш левый фланг. Пленные, захваченные гвардейцами Лопатина, показали на допросах, что против нас действуют и недав­но переброшенные морем на Земландский полуостров 93-я и 95-я пехотные дивизии. По их словам, задача этой группировки состоит в том, чтобы прорваться юго-восточ­ней «горы Бисмарка» и установить связь с гарнизоном Кенигсберга.

С 25 февраля натиск противника в полосе 43-й армии стал ослабевать. Если ранее в его атаках участвовало одновременно до четырех полков пехоты с 20 — 30 тапками, то теперь действовали мелкие группы автоматчиков — каждая при поддержке 2 — 3 танков. За семь дней на­ступления фашисты продвинулись на 4 — 5 километров, но господствующую высоту — «гору Бисмарка» так и не взяли.

Южнее, в полосе соседней 39-й армии, противнику удалось пробить неширокий коридор от Фишхаузена к Кенигсбергу вдоль побережья Земландского полуострова. Таким образом, прежде изолированные немецко-фашист­ские группировки воссоединились и получили возмож­ность маневрировать силами и боевыми средствами.

В результате этих боев наша армия заняла как бы нависающее положение над пробитым к Кенигсбергу вражеским коридором. Корпус Лопатина держал оборону на гряде господствующих высот («гора Бисмарка» и высота 91,2), имея в ближнем тылу город Куменен и отрезок кенигсбергского шоссе. Артиллеристы Лопатина просматривали и простреливали с этой гряды южную часть Земланда вплоть до побережья, препятствуя переброске вражеских подкреплений по этому коридору.

После трехдневного затишья немецко-фашистские войска вновь атаковали корпус Лопатина с запада и юга. 1 марта во втором часу ночи генерал Лопатин доложил по телефону, что большая группа автоматчиков, прорвавшись от господского двора Прилаккен, атаковала «гору Бисмарка». Атака отбита, но положение трудное, гвар­дейский полк И. И. Рубцова ведет бой в полуокруже­нии.

Доклад меня встревожил. По опыту знаю, что в скупых фразах, вроде «положение трудное», может таиться гроз­ная опасность. Приказываю ему:

—     Готовь контратаку. Еду к тебе.

Приехал к Лопатину на его наблюдательный пункт. К югу от нас, над лесом, тьму ночи то и дело прорезали ко­роткие вспышки орудийного огня. На фоне вспышек отчетливо проступали контуры каменной «пирамиды Бис­марка». Лопатин уже восстановил связь с полком Рубцова, при мне допросил доставленного оттуда пленного. Он ока­зался из 95-й дивизии. В его полку были созданы два отряда автоматчиков, перед ними поставили задачу внезап­ной ночной атакой захватить «гору Бисмарка» и удержать ее до подхода главных сил.

По телефону связались с комполка Рубцовым.

—     Держимся! — доложил он.— Фашисты в сотне мет­ров от моего блиндажа. Опять лезут к вышке.

Говорю ему:

—     Ни шагу назад! Держись, Иван Иванович, выру­чим...

В этот момент связь с ним опять прервалась. Уже после боя я узнал, что фашисты окружили блиндаж Рубцова, он со связистами отбивался гранатами. Выручил командира полка начальник разведки капитан Храбров. Возвра­щаясь из штаба дивизии, он попал в самое пекло боя, собрал группу бойцов и возглавил контратаку. Немцы бежали прочь от блиндажа. Но борьба за «гору Бисмарка» и ка­менную вышку продолжалась. Это стремление противни­ка овладеть вышкой понятно. С нее немецкие артил­леристы могли бы корректировать огонь не только по ближним, но и по дальним тылам 43-й армии. Поэтому, как только я приехал к Лопатину, то первым делом приказал минировать вышку.

Был у Лопатина отличный сапер — командир взвода А. М. Родителев. Под огнем противника он со своими солдатами минировал вышку, долго отбивал атаки фаши­стов, а около шести утра приказал взводу отходить. Сам остался последним, запалил бикфордов шнур и тоже ушел с вышки. Между тем фашисты, подбадривая себя криками, начали взбираться по каменным ступеням наверх. Грохот мощного взрыва заглушил все прочие звуки боя. Стрелки Рубцова, используя потери и замешательство противника, тотчас контратаковали высоту и вновь ею овладели. А на рассвете, когда к «горе Бисмарка» вышли вражеские тан­ки, их встретил и заставил отойти хорошо организованный огонь противотанковых пушек.

Бои на этом направлении продолжались еще несколько дней, но захватить ключевую высоту противник не смог. Наоборот, наши пехотинцы, контратакуя, продвинулись на юг и запад. С 7 марта немецко-фашистская группа войск «Земланд» была вынуждена перейти к обороне. В многодневной и ожесточенной схватке противник понес большие потери, которые сказались впоследствии, в ходе борьбы за крепость Кенигсберг.

В конце февраля в советских войсках, действовавших в Восточной Пруссии, произошли организационные из­менения. 1-й Прибалтийский фронт был преобразован в Земландскую группу войск, которая, в свою очередь, вошла в состав 3-го Белорусского фронта. Фронт после гибели генерала И. Д. Черняховского возглавил маршал А. М. Василевский, Земландскую группу войск — ге­нерал И. X. Баграмян.

Главные силы фронта еще продолжали бои по ликвида­ции хейльсбергской группировки противника юго-запад­ней Кенигсберга, а мы уже начали подготовку к очеред­ной операции — к штурму крепости Кенигсберг.

Приказ передислоцироваться с Земланда под Кениг­сберг 43-я армия получила в конце марта. Пока войска сдавали оборону соседям, оперативная группа штаба выехала к крепости для рекогносцировки местности. Погода не баловала, балтийские ветры гнали низкие обла­ка, моросили дожди, болотистая земля еще более напита­лась влагой. Но день 27 марта выдался ясным и солнеч­ным.

Исходное положение для наступления нашей армии было намечено северо-западнее Кенигсберга. Правым сосе­дом стала 39-я армия, левым — 50-я армия. Все они наносили удар по крепости с северного направления. А с юга, нам навстречу, должна была наступать 11-я гвардейская армия.

Самой высокой точкой в нашей полосе была гора Фухсберг. На ее южном склоне, в обширном саду, стоял большой помещичий дом, где разместился вспомогатель­ный пункт управления с узлом связи. А близ вершины горы саперы быстро оборудовали наблюдательный пункт.

Объехав передний край и изучив карту с последними разведывательными данными, мы получили достаточно полное представление об укреплениях Кенигсберга на участке будущего прорыва. Противник создал три оборони­тельных позиции. Первая — это внешний пояс укреплений в 6 — 8 километрах от города. В пояс входили форты, доты, дзоты, траншеи для пехоты и отдельные окопы для противотанковых орудий, минометных батарей. А впере­ди укреплений тянулся длинный и широкий противо­танковый ров. Он кольцом окружил Кенигсберг.

Опорой внешнего пояса укреплений были форты. На нашем участке их было три. Они несколько отличались друг от друга по занимаемой площади, но прочие боевые характеристики имели много общего. Издали, с внешней, или, как говорят саперы, напольной, стороны, форт не очень приметен. Виден широкий и невысокий холм, в его основание как бы врезана низкая кирпичная стена, в ней амбразуры для пулеметов и тоже малоприметные полука­пониры для пушек. Вот, собственно, и все, что видишь. Остальное глубоко под землей. В нее форт уходит тремя этажами. Там и казарма для гарнизона, и склады бое­припасов, оружия, продуктов, и все прочее, что нужно для длительной и автономной обороны. Толщина кирпичных стен и верхних перекрытий — до двух с половиной метров. А сверху еще и земляная «подушка». Это 4 — 5 метров земли, она давно уже поросла травой, а главное, большими деревьями и кустарником.

Каждый форт окружен рвом с водой шириной от 15 до 30 метров. С задней стороны холма — выходы из под­земелья. Они ведут на широкий двор. Здесь, на специаль­но оборудованных и защищенных стенками площадках, установлены гаубицы и минометы. А вокруг настоящий лабиринт из каменно-бетонных проулков, теснин и тупи­ков. В каждой стене бойницы, что позволяло гарнизону вести упорный бой даже в случае, если наступающий врывался во двор форта с тыла.

Между фортами фашисты построили железобетонные доты, установили в них пулеметы и противотанковые пушки, так что все пространство простреливалось много­слойным огнем.

Второй пояс укреплений проходил по окраинам Кениг­сберга. Улицы были замкнуты кирпично-бетонными бар­рикадами, все прочные здания превращены в опорные пункты.

Наконец третий, внутренний пояс укреплений опоясы­вал старинную часть города, его центра. Форты и равелины, меньшие по размеру, чем на внешнем поясе, но столь же прочной и толстой кладки, обороняли крепостную цита­дель, казармы, штаб военного округа и комендатуру. Здесь гитлеровцы сосредоточили все управление обороной Кенигсбергского укрепленного района.

К этому надо прибавить, что деление на три пояса укреплений было, как мы скоро убедились, весьма услов­ным. Как их разделить, если, например, между первым поясом и вторым сплошные траншеи с пулеметными гнездами и орудиями ПТО шли одна за другой через каждые 200 — 300 метров?

Город пересекала полноводная река Прегель, и наша армия получила боевую задачу прорвать оборону про­тивника северо-западной Кенигсберга и, взаимодей­ствуя с левым соседом — 50-й армией, «к исходу треть­его дня операции штурмом овладеть городом до реки Прегель» *(34 .На Прегеле мы должны были встретить ча­сти 11-й гвардейской армии, штурмующие крепость с юга. Правый наш сосед — 39-я армия имела задачу прорвать­ся через коридор, пробитый противником, и изолиро­вать гарнизон с запада.

Впервые за всю войну предстояло нам прорывать столь глубокую и мощную оборону, которая опиралась на кре­постные форты. Сокрушить форты, разрушить или, по меньшей мере, подавить временно огонь их орудий и пулеметов способна была только артиллерия самых крупных калибров — та, которую в старину называли метким словом «осадная».

После взятия Кенигсберга Иван Христофорович Баг­рамян отметил, что Кенигсбергскую операцию с полным правом можно называть «артиллерийской операцией». Действительно, насыщенность войск артиллерийскими орудиями была предельно высокой. Например, штурмовые отряды, состоявшие из 230 стрелков и пулеметчиков каж­дый, имели, помимо пулеметов, по 90 артиллерийских, минометных и танковых стволов, то есть по одному стволу на 2 — 3 пехотинца.

Армию усилили 5-м артиллерийским корпусом гене­рала Л. Н. Алексеева в составе двух артиллерийских и одной гвардейской минометной дивизии — всего до тысячи стволов. А специально для борьбы с крепост­ными сооружениями нам передали два дивизиона орудий особой мощности, дивизион подполковника С. С. Мальцева вооруженный шестью мортирами калибром в 280 милли­метров, и дивизион капитана П. С. Чубакова, вооружен­ный четырьмя мортирами калибром в 211 миллиметров. Последние являлись трофейными, по боевым характе­ристикам значительно уступали отечественным морти­рам, но тем не менее были мощным артиллерийским средством борьбы с долговременными крепостными сооружениями.

Вместе с генералом Щегловым, главным нашим артиллеристом, мы объехали наблюдательные пункты артиллерии особой и большой мощности. Убедились, что разрушить сразу все три форта, находившиеся в нашей полосе, не удастся. И дело было не в их мощном боевом покрытии.

С НП мортирного дивизиона Мальцева хорошо про­сматривался приземистый, поросший густым старым лесом холм — форт № 5. Он находился не далее, чем в 600 — 700 метрах от нашего переднего края. Следова­тельно, артиллеристам будет удобно корректировать огонь по нему.

А вот форт № 5-А просматривался гораздо хуже. Рас­положенный в глубине обороны противника, он был не­доступен для стрельбы прямой наводкой по наполь­ной стене. Да и корректировка навесного огня из-за дальности тоже была затруднительна. Самый же дальний форт — № 6 в пригороде Юдиттен вообще терялся в весенней дымке, среди садов и парков.

— Будем разрушать его, когда пехота прорвется к Юдиттену,— сказал Щеглов.— Иначе стрельба не даст эффекта — только снаряды потратим.

Время летело быстро. 28 марта наша армия начала марш с Земландского полуострова, вышла к Кенигсбергу и сразу приступила к учебе — штурмовые отряды на специально подготовленных в тылу полигонах отра­батывали будущие боевые задачи. 31 марта армия частью сил вышла на передний край, приняв его от сосед­ней 39-й армии И. И. Людннкова.

По инициативе политработников в дивизиях были отобраны солдаты и офицеры, имевшие опыт уличных боев в крупных городах — Сталинграде, Севастополе, Витебске, опыт штурма долговременных укреплений. Особенно много таких воинов оказалось в 33-й гвардей­ской Севастопольской и 263-й Сивашской стрелковых дивизиях. На краткосрочных сборах ветераны боев по­делились с молодежью своим опытом.

Член Военного совета армии Сергей Иванович Ша­балов, беседуя с гвардейцами 33-й дивизии, упомянул фашистского гаулейтора Кенигсберга Вагнера. Этот Вагнер, обращаясь к немецким солдатам по радио, заявил, что русские, опираясь на слабые сухопутные укрепле­ния Севастополя, защищали город 250 дней и что сол­даты фюрера обязаны столько же времени продержаться на мощных укреплениях Кенигсберга.

—     Что ответим Вагнеру?— спросил Шабалов окру­живших его бойцов и сержантов.

Один из них сказал:

  Обыкновенно ответим, товарищ генерал. Мерки у нас с фашистом разные. Защищали мы Севастополь 250 дней, а освободили за четыре.

  Как?— спросил меня Шабалов.— Годится для радиопропаганды?

  Даже очень.

В тот же вечер ответ солдата-севастопольца полит­работники передали по радиоустановкам переднего края на немецком языке.

Штурм крепости был назначен на 6 апреля. Пехот­ной атаке должна была предшествовать необычайно длительная артиллерийская подготовка. На нее отводилось четверо суток. За это время сверхтяжелая артиллерия должна была «выложить» на вражеские форты то число снарядов, которое потребно для их разрушения.

2 апреля артподготовка началась огневой разведкой. Гаубицы, пушки-гаубицы и тяжелые минометы вели огонь по фортам, дотам, железобетонным убежищам и наблюдательным пунктам. Как уже говорилось выше, все эти объекты были замаскированы и накрыты мно­гометровыми «подушками» земли, густой травой, кус­тарником, высокими деревьями. Поэтому, прежде, чем открывать по ним огонь из сверхтяжелых орудий, надо было убедиться, что это действительно боевые объекты, а не холмы, рощи и кустарниковые заросли. И вот в те­чение 2 апреля отдельные батареи и дивизионы по всему фронту 43-й армии начали снимать с целей маскировав­шую их земляную подушку. С наблюдательного пункта мы видели, как медленно, но неуклонно оседали под огнем холмы, редели рощи, открывая в конце концов бетонные или кирпичные стены и верхние покрытия. Красная пыль после очередного разрыва говорила о том, что снаряд добрался до кирпичной кладки, серая пыль — это уже железобетон. К вечеру вскрытие целей было закопчено. Не подтвердилась только одна, оказавшаяся земляным бугром.

С 3 апреля вступила в дело сверхтяжелая артилле­рия — мортиры Мальцева и Чубакова, а также не­сколько гаубичных дивизионов артиллерии большой мощности калибром в 203 миллиметра. Выявленные огне­вой разведкой железобетонные доты, убежища выводи­лись из строя после 2 — 6 прямых попаданий. Прочные полевые укрепления — траншеи с дзотами, системой ходов сообщения, эскарпами и контрэскарпами, рвами, волчьими ямами, колючей проволокой, минными полями разрушались огнем легкой и тяжелой артиллерии. Все шло по плану, кроме стрельбы по фортам. Наши опа­сения оправдывались. Форты N°.5 «Шарлоттенбург» и № 5-А «Лнндорф» получили по 90 прямых попаданий каждый... А ведь одно попадание — это четверть тонны начиненного взрывчаткой металла. Тем не менее явные пробоины в фортах были единичными — по одному-два на форт. Таким образом, с внешней стороны эти крепост­ные сооружения как будто выдержали обстрел. Однако гарнизоны не выдержали. Сотрясения были столь ве­лики, что солдаты и офицеры, отсиживавшиеся в нижних этажах фортов, теряли сознание от тяжелой контузии. Таким образом, мортиры Мальцева и Чубакова сделали свое дело.

К вечеру 5 апреля, когда канонада стала смолкать, новый тяжелый и ровный звук повис над полем боя. Это шли на Кенигсберг бомбардировщики авиации дальнего действия. Они атаковали с воздуха морской порт, железнодорожный узел и другие важные военные объекты. Бомбежка продолжалась всю ночь. С горы Фухсберг мы видели пламя громадных пожаров. На берегах реки Прегель, в военной гавани и на территориях, рас­положенных поблизости заводов — порохового, химиче­ского, ремонтно-артиллерийского, — гремели колоссаль­ной силы взрывы.

Перед рассветом к нам на командный пункт в ста­ринный помещичий дом приехали командующий фрон­том маршал А. М. Василевский и командующий Земланд­ской группой войск генерал армии И. X. Баграмян. Войска ждали сигнала к началу атаки.

В девять утра далеко на юге заговорила артиллерия. Это перешла в наступление 11-я гвардейская армия гене­рала К. Н. Галицкого. Вскоре открыла огонь и артилле­рия нашей армии. В полдень поднялась в атаку пехота. Сразу же обозначился успех. Особенно сильно пошел 54-й корпус генерала А. С. Ксенофонтова. В час дня Александр Сергеевич доложил:

— Штурмовой отряд капитана Тукмакова блокировал форт № 5. Гарнизоны загнали в нижние этажи.

Героем эпизода стал комсомолец младший лейтенант Мирза Джабиев. Накануне штурма на митинге стрелко­вого полка Джабиев сказал, что комсомольцы роты по­ручили ему поднять красный флаг над фортом «Шарлот­тенбург», что он с честью выполнит поручение. И вот он со своим стрелковым взводом через тыловые ворота форта  ворвался во двор и укрепил там красный флаг.

Блокированный во внутренних помещениях против­ник не хотел сдаваться. Тогда, оставив для блокировки форта небольшую группу стрелков и саперов, капитан Тукмаков повел свой отряд к предместью Шарлоттенбург. Установив взаимодействие со штурмовым отрядом старшего лейтенанта Ныркова, они совместно, а за ними и главные силы 235-й стрелковой дивизии, быстро про­двинулись через предместье к окраинам Кенигсберга.

На нашем КП непрерывно звонили телефоны. Вы­слушав очередной доклад, я обернулся к генералу Баг­рамяну. Успел заметить, как затмила окна дыбом встав­шая земля. Грохнуло рядом, меня отбросило в угол. Протерев запорошенные пылью глаза, я вскочил на ноги. В комнате все было перевернуто — стол со сломанными ножками, телефоны на полу. Вижу, Иван Христофорович платком вытирает лицо, платок в крови.

  Ранены?

  Ерунда! Стеклом. Порезало осколками.

Вошел маршал А. М. Василевский. Он выезжал на передний край и, возвращаясь, наблюдал картину вра­жеского артобстрела. Александр Михайлович упрекнул меня, и было за что. Оказалось, что поблизости от по­мещичьего дома, где разместился наш командный пункт, стояло несколько легковых машин. Наблюдателям про­тивника не составило труда определить, что тут нахо­дится какое-то начальство.

К счастью, второго залпа по нашему КП не последо­вало. Генерал Щеглов связался с контрбатарейной груп­пой, его артиллеристы быстро накрыли огнем немецкий тяжелый дивизион. Этот артналет противника был един­ственным во всей полосе 43-й армии. Взятый в плен вражеский офицер-артиллерист объяснил молчание артиллерии Кенигсберга тем, что наш огонь полностью дезорганизовал управление ею. Большинство наблюда­тельных пунктов было разрушено, телефонная связь прервана, многие батареи понесли большие потери в людях и орудиях.

К исходу дня наибольшего успеха добился 54-й стрел­ковый корпус генерала Ксенофонтова на левом фланге армии. Его части полностью овладели пригородом Шар­лоттенбург и соседним поселком Кляйн Ратсхоф. 13-й гвар­дейский стрелковый корпус генерала Лопатина, оставив в своем тылу блокированный форт № 5-А «Линдорф», также приближался к северо-западной окраине Ке­нигсберга.

Наиболее ожесточенные и с наименьшим продвиже­нием бои происходили у нас на правом фланге, где 90-й стрелковый корпус генерала Седулина и соседние части 39-й армии пытались перерезать коридор, ведущий к Кенигсбергу с Земландского полуострова. Противник непрерывно контратаковал танками и пехотой, не давая нам полностью завершить окружение Кенигсберга. Именно на этом направлении мы не смогли выполнить задачу, поставленную командованием па первый день штурма.

В ночь на 7 апреля оба форта — «Шарлоттенбург» и «Линдорф», блокированные ещё днем, были атакованы штурмовыми отрядами. Самоходно-артиллерийские тя­желые орудия, выдвинувшись на прямую наводку, в упор били по амбразурам форта «Линдорф» и вскоре же вынудили его гарнизон к капитуляции. Значительно дольше держался форт «Шарлоттенбург». Даже 280-мил­лиметровая мортира, бившая по нему почти в упор пря­мой наводкой, не смогла проломить напольную стену. Не брали ее 246-килограммовые снаряды. Однако их мощные разрывы загнали гарнизон в нижние этажи, чем воспользовались наши саперы. Под руководством лейте­нанта И. П. Сидорова они заложили несколько тонн взрывчатки под стены и на верхнее боевое покрытие и подорвали ее. В образовавшиеся проломы ворвался штур­мовой отряд старшего лейтенанта Р. Р. Бабушкина и овладел фортом.

Второй день штурма, когда наши части завязали бои уже непосредственно в городских кварталах, прошел очень напряженно, наше продвижение повсюду не превышало нескольких сот метров. Вечером мы со­брались в штабе, обсудили ситуацию. В чем причина задержки? Специалисты назвали целый ряд причин. Например, планируя разграничительные линии между штурмовыми отрядами, наш штаб не взял за основу естественные направления — городские улицы. Поэтому пехоте иногда приходится наступать поперек трассы, через каменные дворы. Танки и артиллерия отстают, их огонь не сопровождает пехоту, как должно.

Были отмечены и другие недочеты в уличных боях — слабая разведка, неправильное использование саперов и артиллерии. Все это было зафиксировано в соответ­ствующих документах, сразу же отправлено в штурмовые отряды с тем, чтобы не повторять ошибок на третий день штурма.

Этот день — 8 апреля — стал переломным. Войска 43, 50 и 11-й гвардейской армий, наступая с разных направ­лений, рассекли оборону противника и отбросили его части к центру города.

Батальон майора Н. И. Мамонтова продвигался по Хагенштрассе. Фашисты вели сильный огонь из углового дома. Подступы к нему были минированы, стоял он особняком, местность открытая. Но Мамоитов недаром славился своим гибким тактическим мышлением. Он от­лично использовал все приданные ему специальные под­разделения. Легкие пушки поставил на прямую па­водку, они били по верхним этажам, разрушая наблюда­тельные пункты противника. Тяжелые 122-миллимет­ровые самоходные орудия стреляли по нижнему этажу, уничтожая легкую артиллерию и пулеметы фашистов. Взвод химзащиты поставил дымовую завесу, под ее при­крытием саперы лейтенанта В. Ф. Лапшина обезвредили минное поле, затем заложили под дом фугасы и взорвали. Дом частично обвалился, его гарнизон выбежал на улицу, подняв руки. Атаковать дом пехотой так и не понадо­билось. К вечеру батальон Мамонтова продвинулся в глубь Кенигсберга на два километра, захватив около 400 пленных.

Полк подполковника Ермакова был остановлен огнем противника перед каналом Ланд-Грабен. Мост был за­минирован, но смельчаки саперы старшего сержанта М. А. Булатова под огнем его разминировали. Ермаков посадил на приданные ему самоходки десант пехотин­цев и приказал: «Через мост — на Крауз-аллею! Чем дальше пробьетесь, тем лучше». Отряд проскочил мост и углубился в район Амалиенау. Этот прорыв раздро­бил всю оборону фашистов по каналу, они стали сотнями сдаваться в плен.

Произошел и курьезный случай. Пленных надо было немедленно вывести в тыл, а в штурмовом отряде стар­шего лейтенанта Пашкова каждый человек на счету. Выделил он двух автоматчиков, наказал им глядеть в оба, чтобы не разбежались пленные. Повели они колонну в тыл. Из одного дома ударил пулемет — пленные кто куда. Собрали их автоматчики, повели дальше, опять обстрел — на этот раз артиллерийский. Бойцы опасались, что не доведут пленных — разбегутся они. Однако чем далее уходили от передовой, тем длинней становилась колонна. Начали путь с двумя сотнями пленных, окон­чили — с пятью сотнями. Оказалось, к ним присоединялись немецкие солдаты, прятавшиеся в развалинах домов и во дворах.

Вскоре после полудня к нам на КП позвонил комкор 13-го гвардейского Лопатин. Доложил, что его дивизии вышли к реке Прегель в районе вагоноремонтных мастер­ских, газового завода и электростанции. И добавил:

— Вижу, с того берега к нам идут лодки. Это штур­мовой отряд 11-й гвардейской армии. Мои гвардейцы ружейным салютом приветствуют гвардейцев генерала Галицкого. Можете докладывать начальству, что внут­реннее кольцо окружения кенигсбергского гарнизона замкнулось.

Доложил я генералу Баграмяну, он тотчас же пере­нацелил главные силы нашей армии на западную окраи­ну Кенигсберга. Бои, которые уже третьи сутки вел здесь, в пригороде Юдиттен, корпус генерала Седулина, носили упорный характер. Со стороны Земландского полуострова, стремясь восстановить связь с кенигсберг­ским гарнизоном, днем и ночью атаковали танки 5-й не­мецкой танковой дивизии и пехота 93-й дивизии. Надо было немедленно разгромить и отбросить как можно далее на запад эту группировку.

Гарнизон крепости, оттесненный в центральные кварталы, еще сопротивлялся, однако его боеспособ­ность неуклонно падала. За 8 апреля только части нашей армии взяли около 10 тысяч пленных. Следовало ожидать, что вражеское командование в такой ситуации попыта­ется прорваться с наиболее боеспособными войсками на запад, на воссоединение с армейской группой «Земланд».

Мы тотчас начали перегруппировку сил и к вечеру 8 апреля создали достаточно сильные заслоны и на внеш­нем фронте окружения, в районе форта № 6 «Юдиттен», и на внутреннем, против западной части центральных кварталов Кенигсберга. Прогнозы нашего командова­ния оправдались в ту же ночь.

С внешнего фронта в направлении на пригород Юдит­тен нанесла удар вражеская группа войск «Земланд» своими 1-й и 28-й пехотными и 5-й танковой дивизиями. В трехчасовом ночном бою они были разбиты и отброшены стрелками генерала Седулина.

Одновременно навстречу армейской группе «Земланд» попытались прорваться две большие группы немецко-фашистских солдат и офицеров с танками, бронетранс­портерами и артиллерией. Обе были уничтожены в ночном бою гвардейцами генерала Лопатина. Утром среди уби­тых были найдены два генерала — командир 548-й пехот­ной дивизии Зидау и глава кенигсбергской полиции Шуберт.

Быстрая и успешная ликвидация этих попыток про­тивника прорваться на Земландский полуостров не давала нам повода успокаиваться. Фашисты могли повторить удар и со стороны Кенигсберга, и с внешнего фронта окружения, где их войска опирались на огневую систему фортов № 6 «Юдиттен» и № 7 «Гросс Хольштайн». Поэтому и нашей первоочередной задачей стал штурм этих фортов. Помог опыт, накопленный при штурме фортов № 5 и 5-А. Тяжелая артиллерия громила навесным огнем внутренние дворы фортов, уничтожая орудия и минометы. Тяжелые самоходно-артиллерийские установки и выдви­нутые на прямую наводку мортиры особой мощности громили боевой этаж форта, разбивая амбразуры и ору­дийные полукапониры. Под прикрытием их огня стрелки и саперы преодолевали ров с водой и врывались во внут­ренний двор. С этого момента форт, по существу, превра­щался из боевого сооружения в обыкновенное убежище для гарнизона. Саперам оставалось, закладывая фугасы, выкурить гарнизон из подземелья.

Четкое взаимодействие и предыдущий опыт позволили штурмовым отрядам майоров Зенова и Николенко в считан­ные часы овладеть фортом «Юдиттен». Еще быстрей ка­питулировал форт «Гросс Хольштайн». Наши стрелки захватили более пятисот пленных. При стрельбе по амбразурам прямой наводкой особо отличилась тяжелая самоходная установка лейтенанта А. А. Космодемьянского, впоследствии удостоенного звания Героя Советского Союза, брата знаменитой героини-партизанки Зои Космо­демьянской.

Пока на внешнем фронте окружения происходили эти события, и корпуса Седулина и Лопатина, отбрасы­вая группу «Земланд», медленно продвигались на запад, в самом Кенигсберге корпус Ксенофонтова, тесно вза­имодействуя с частями 50-й армии генерала Ф. П. Озерова и 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого, завершал ликвидацию окруженного гарнизона. Фашисты, зажатые в центре города па площади не более трех квад­ратных километров, попытались организовать сопро­тивление, но первая же ночная атака наших стрелков полностью их деморализовала.

Позвонил генерал Ксенофонтов:

   126-я дивизия овладела центральным вокзалом. 235-я вышла на Врангельштрассе. Гарнизоны малых фор­тов подняли белые флаги. Пленных тысячи три. Куда их девать до утра?

   Собирай в форты. Как у соседей?

   Та же картина.

В два часа пополуночи он позвонил опять. Сказал, что в штаб 235-й дивизии явился офицер парламентер от коменданта крепости. Уполномочен вести переговоры.

Говорю Ксенофонтову:

—     Какие там переговоры, Александр Сергеевич! Вру­чи парламентерам условия капитуляции и отправляй обратно.

Так он и сделал. Утром 10 апреля остатки кенигсберг­ского гарнизона сдались. Корпус Ксенофонтова принял 7 тысяч пленных в дополнение к тем 20 тысячам, которые были пленены в предшествующие дни. А всего в Кенигсбер­ге войсками 43, 50 и 11-й гвардейской армий было за­хвачено в плен 92 тысячи вражеских солдат и офицеров. Безвозвратные потери гарнизона составили около 40 ты­сяч убитыми и умершими от ран.

После завершения Кенигсбергской операции 43-я ар­мия вместе с другими армиями фронта без оперативной паузы начала новое наступление — на вражескую груп­пу «Земланд». Несколько дней спустя противник был разгромлен и остатки его сброшены в Балтийское море. Войну мы закончили под Данцигом, пленив 2-ю немецкую армию — более 140 тысяч солдат и офицеров.

В Москву, на Парад Победы, ехали через Кенигсберг. Воспользовавшись остановкой поезда, обошли улицы. Посетили форты, казематы которых еще хранили запах пороха. Потом мне неоднократно доводилось бывать в этом городе — ныне Калининграде. И каждый раз я шел на знакомую площадь, подолгу стоял перед высоким гранитным обелиском, воздвигнутым в честь солдат Ве­ликой Отечественной войны. На обелиске выбита надпись:

 

Вы прославили Советскую Родину,

И Родина будет славить вас вечно.

 

Отечество воспитало вас героями,

И геройски бились вы за Отечество.

 

Ваше мужество было беспримерным,

Ваша воля была непреклонной,

Ваша слава — бессмертна!

Литературная запись Н. С. Винокурова

 

 

*(34   Архив МО СССР, ф. 398, оп. 9308, д. 878, л. 1—2.

 

ДАЛЬШЕ

 

ВОСПОМИНАНИЯ ВОЕНАЧАЛЬНИКОВ

ОГЛАВЛЕНИЕ

БИБЛИОТЕКА МЕМУАРОВ

 

Воспоминания участников Великой Отечественной войны "ПОБЕДНЫЕ ЗАЛПЫ СОРОК ПЯТОГО"/Составитель И. П. Лопухов Москва-1988

 

На главную страницу

(С)  Разработка проекта и дизайн Будаева А. В.   При использовании информации, полученной с сайта, ссылка на него обязательна.

Сайт создан в системе uCoz