СОВЕТСКАЯ АВИАЦИЯ

В БОЯХ

ПРИ ШТУРМЕ КЕНИГСБЕРГА

Вечером 23 февраля 1945 года на моем сто­ле зазвонил кремлевский телефон. Я снял трубку и услышал неторопливый глуховатый голос И. В. Сталина. Поздоровавшись, Вер­ховный Главнокомандующий, как всегда без всяких предисловий, спросил:

—  Не можете ли вы поехать к Василевско­му?

—  Когда прикажете, товарищ   Сталин?

—  Чем скорее, тем лучше. Василевский только что звонил мне и очень просил при­слать вас.

Утром 24 февраля я вылетел на 3-й Бело­русский фронт. Самолет вел мой шеф-пилот командир транспортной авиадивизии особого назначения генерал Виктор Георгиевич Гра­чев. Он был мастером своего дела, и я всегда, если он не бывал занят, летал с ним. Поднялись мы с Центрального аэродрома. Метеорологи ничего хорошего на маршру­те не обещали. Но погода оказалась даже хуже той, которую запрогнозировали синоп­тики. Низкая облачность со снежными за­рядами преследовала нас до самого Виль­нюса. Облака все прижимали и прижимали «Дуглас» к земле, и, наконец, Грачев повел самолет почти на бреющем полете. За Виль­нюсом видимость совсем пропала, и Виктор Георгиевич, опасаясь врезаться в какую-ни­будь высотку, ушел в облака. Дальше полет проходил вслепую, по приборам. Перед отбытием на фронт я ознакомился с обстановкой в Восточной Пруссии. В то вре­мя наши войска, расчленившие в ходе ян­варского наступления группу армий «Центр» на три части, вели бои по ликвидации хей­льсбергской группировки противника, обо­ронявшейся южнее Кенигсберга. Группиров­ка эта, включавшая около 20 дивизий, за­нимала рубежи Хейльсбергского укрепленно­го района. Войска 3-го Белорусского фронта должны были разгромить ее к 25 февраля.

До срока, определенного Ставкой, оставались сутки, а конца боев не было и видно. Про­тивник, опираясь на систему долговремен­ных сооружений и выгодные позиции, со­противлялся упорно и яростно. На аэродроме в Растенбурге нас встретил командующий 1-й воздушной армией ге­нерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин. В его штабе, находившемся в Гросс-Калене, я ознакомился с состоянием дел в 1-й воз­душной армии, а затем уехал к Василев­скому.

Александр Михайлович коротко изложил нам план операции: вначале советские вой­ска громят хейльсбергскую группировку, потом штурмом овладевают Кенигсбергом и заканчивают боевые действия ликвидаци­ей Земландской группировки. Такая после­довательность несколько затягивала опера­цию, но иного выхода тогда не было. В за­ключение маршал сказал, что решением Став­ки 1-й Прибалтийский фронт переименовы­вается в Земландскую группу войск, которая вливается в состав 3-го Белорусского фрон­та.

С 22 февраля по 12 марта советские вой­ска готовились к операции по ликвидации хейльсбергской группировки. 13 марта на­чались боевые действия. При поддержке 1-й и 3-й воздушных армий эта группировка гит­леровцев была расчленена и 29 марта пере­стала существовать.

Наступила очередь Кенигсберга. Но раз­грызть такой «орешек» было далеко не прос­то даже при наличии тех немалых сил, кото­рые советское командование привлекло для штурма города.

Противник придавал Кенигсбергу исключи­тельное не только военное, но и политиче­ское, моральное значение. Центр Восточной Пруссии, он был и одним из важнейших во­енно-промышленных районов Германии. На­конец, этот город был старым гнездом самой жестокой и агрессивной силы страны — прус­ской военщины. Нетрудно поэтому было се­бе представить, как отзовется его падение среди населения и в гитлеровской армии.

Советское командование ясно понимало, ка­ким грозным и трудноодолимым барьером является Кенигсберг с его многочисленным, прекрасно вооруженным и надежно защи­щенным от ударов с земли и с воздуха гар­низоном. Штурм такого объекта требовал тщательной и длительной подготовки. До­статочно сказать, что для обороны города про­тивник привлек около 130 тысяч человек, до 4 тысяч орудий и минометов, более 100 тан­ков и штурмовых орудий. На аэродромах Земландского полуострова — в Гросс-Дирш­кайме, Гросс-Хубникене и Нойтифе — бази­ровалось 170 боевых самолетов*⁽¹⁸.

Вокруг Ке­нигсберга и внутри него гитлеровцы созда­ли четыре оборонительные полосы*^(А3. Первая (внешний обвод) состояла из системы тран­шей, противотанкового рва, линии надолб, противопехотных заграждений и минных по­лей; вторая (внутренний обвод) включала в себя доты, дзоты и 15 мощных старинных фортов с солидными гарнизонами; третья проходила по окраинам города и представля­ла собой комплекс железобетонных огневых точек и подготовленных к обороне камен­ных строений и баррикад; четвертая опоясы­вала центральную часть города и состояла из бастионов, равелинов, башен и наиболее прочных зданий. В самом центре находилась старинная цитадель. От нападения с возду­ха Кенигсберг защищали 56 зенитных бата­рей (около 450 стволов). В городе имелись заводы и склады с достаточным запасом про­довольствия и воинского имущества*⁽³³ .

Разработку операции «Земланд» — овладение городом и ликвидация Земландской группи­ровки — советское командование поручило генералу армии И. X. Баграмяну. Иван Христофорович и его помощники быстро и хорошо справились с этим ответственным заданием. Замысел операции сводился к сле­дующему:  мощными ударами с севера и с юга по сходящимся направлениям рассечь гарнизон Кенигсберга на изолированные группы и штурмом овладеть городом. Для пресечения попыток врага помешать штур­му города со стороны Земландского полу­острова из района Кенигсберга намечался вспомогательный удар в западном направле­нии.

Для разгрома кенигсбергской группировки привлекались четыре общевойсковые армии. 43-я и 50-я наносили удар с севера, 11-я гвардейская — с юга, 39-я отсекала от Зем­ландской группировки противника. Операция разрабатывалась с учетом мощно­го артиллерийского и авиационного воздей­ствия на врага. Вместе с артиллеристами летчики должны были разрушить основ­ные фортификационные сооружения и опор­ные пункты, подавить артиллерию и огне­вые точки гитлеровцев и создать пехоте все условия для быстрейшего овладения горо­дом, причем с наименьшими потерями с на­шей стороны.

В помощь наземным войскам были выделе­ны: три воздушные армии — 1, 3 и 18-я (быв­шая авиация дальнего действия) *^(А4, ВВС Краснознаменного Балтийского флота и два авиасоединения резерва Верховного Главно­командования — 5-й гвардейский и 5-й бом­бардировочные авиационные корпуса. Всего ко дню штурма фронт имел 2444 боевых са­молета, в том числе 1124 бомбардировщика (500 тяжелых дальнего действия, 432 ближ­него действия и 192 легких ночных), 470 штурмовиков, 830 истребителей и 20 тор­педоносцев *⁽⁹¹ .

За исключением 150 самолетов ВВС КБФ, нацеленных исключительно на срыв морских перевозок противника, остальная авиация предназначалась для действия на сухопут­ном фронте. В этом таились свои, и весьма немалые, трудности. К концу четвертого го­да войны мы накопили богатый опыт по руководству и управлению большими массами авиации в бою. Но то были действия на ши­роком фронте. Под Кенигсбергом же вводи­лось в сражение более двух тысяч боевых машин на весьма узком участке  наступле­ния,   что   очень   усложняло  массированное применение авиации и взаимодействие ее с сухопутными войсками. К тому же мы еще не имели опыта массированного воздушного штурма таких крупных городов, как Кенигс­берг. А штурмовке вражеских позиций, осо­бенно в черте города, придавалось первосте­пенное значение.    Мы    понимали, что хотя авиации    в   овладении   городом   отводится большая роль, но последнее слово все-таки принадлежит   пехоте  и  задача  летчиков — всемерно помогать ей. Однако не являлось секретом и то, что действия пехоты в отлич­но приспособленном к обороне Кенигсберге окажутся успешными лишь   в   том случае, если авиаторы сумеют непрерывно сопровож­дать ее на поле боя и так, чтобы удары с зем­ли дополнялись точными, согласованными уда­рами с воздуха, чтобы лавина наземного и воздушного огня загоняла фашистов в укры­тия и не позволяла им полностью исполь­зовать свое оружие и оборонительные соо­ружения.   Поэтому  мы  сделали  все,  чтобы фронт имел не только мощную ударную бом­бардировочную, но   и   сильную штурмовую авиагруппу.   В   нее вошли   (без учета под­разделений    ВВС    КБФ, имевших всего 60 Ил-2)   шесть  штурмовых   авиадивизий:   1-я гвардейская   полковника   С.   Д.   Пруткова, 182-я генерал-майора   В. И. Шевченко, 277-я полковника Ф.  С. Хатминского,  211-я пол­ковника П. М. Кучмы, 311-я подполковника К.    П.   Заклепы   и    335-я   генерал-майора С. С. Александрова *⁽⁹². Это были закаленные, с большим  боевым  опытом,  не раз упоми­навшиеся в приказах Верховного Главноко­мандующего   соединения.   Всех   командиров этих дивизий    я    знал в лицо и не раз на­блюдал, как действуют в бою их подчиненные. Особенно приятно было видеть под Кенигсбергом ленинградских летчиков, к которым я, как их бывший командующий, всегда ис­пытывал очень теплые чувства. Штурмовая группа 1-й воздушной армии была усилена 277-й авиадивизией. Эта дивизия завоевала мою симпатию своим поистине ювелирным взаимодействием с пехотой и танками и снай­перскими ударами, показанными еще летом 1944 года во время Выборгской операции, в которой я, как представитель Ставки, коор­динировал боевую работу фронтовой и мор­ской авиации. А ее беспримерный, дливший­ся шесть часов подряд штурм Кутерсельки вообще можно считать классическим образ­цом воинского мастерства и героизма. Толь­ко благодаря ударам летчиков Хатминского наши пехотинцы смогли овладеть этим силь­нейшим узлом финской обороны. Мастерство и опыт летчиков 277-й дивизии, их умение быстро ориентироваться в обстановке на по­ле боя и действовать по точечным целям были неоценимы в условиях борьбы за Ке­нигсберг.

План боевого использования штурмовиков в Кенигсбергской операции мы разрабатыва­ли с особенной тщательностью, построили его таким образом, чтобы удары «Илов» бы­ли наиболее эффективными, то есть наноси­лись бы одновременно и непрерывно на всю глубину тактической обороны противника. С этой целью боевая работа штурмовых сое­динений проводилась двумя эшелонами. Пер­вый (две трети сил) непосредственно со­провождал войска на поле боя, нанося уда­ры по вражеской обороне на глубину до 2 километров; второй громил противника на удалении 4 километров и более от перед­него края, подавлял артиллерию, мешал от­ступавшим гитлеровцам занимать промежу­точные рубежи, а резервам подтягиваться в район боев.

Однако предварительные расчеты показали, что имевшегося у нас числа штурмовиков для успешного выполнения этого плана не хватит. Авиация ВВС КБФ имела свои зада­чи, часть штурмовиков 1-й и 3-й воздуш­ных армий предназначалась для действия по аэродромам и коммуникациям фашистов. На­конец, следовало учитывать и боевые потерн, и уменьшение самолетного парка штурмо­вой авиации из-за разного рода неисправ­ностей, поломок и аварий. Поэтому к штур­мовым действиям была привлечена истре­бительная авиация. 200 самолетов ее были специально подготовлены для нанесения бомбовых ударов по точечным целям с пи­кирования, а остальные 630 истребителей мы решили использовать в качестве штур­мовиков периодически, исходя из обстанов­ки. В частности, как штурмовое соединение действовала вся 130-я истребительная авиа­дивизия полковника Ф. И. Шинкаренко, вооруженная новыми машинами Як-9. Этот истребитель имел внутренний отсек, в ко­тором размещалось 400 килограммов бомб. Общий план боевого применения авиации состоял из планов действий фронтовой ави­ации (1-я и 3-я воздушные армии), тяже­лых ночных бомбардировщиков (18-я воз­душная армия), ВВС КБФ и авиакорпусов резерва ВГК.

План действий фронтовой авиации разрабо­тал штаб 1-й воздушной армии. Этой армии отводилась в операции ведущая роль, и по­тому она была самой мощной, имела почти половину всей нашей боевой техники — 1107 самолетов, в том числе 199 пикирую­щих бомбардировщиков, 88 легких ночных, 310 штурмовиков и 510 истребителей *⁽⁹³. Хо­тя генерал Т. Т. Хрюкин был самым моло­дым командующим (ему тогда шел 35-й год), он уже обладал большим опытом, был талантлив, энергичен, решителен, и я смело доверил ему столь ответственное задание, как разработка плана боевых действий авиации двух воздушных армий. После уточнений и внесения поправок план этот 1 апреля был утвержден Военным советом фронта. Остальная авиация: 18-я воздушная армия, ВВС КБФ, 5-й гвардейский и 5-й бомбарди­ровочные корпуса имели самостоятельные планы. Боевые задачи им ставил я.

В целом план боевого использования авиа­ции в Кенигсбергской операции выглядел так. Основные задачи: а) прикрыть сосредоточе­ние и развертывание войск фронта; б) уда­рами бомбардировщиков разрушить наиболее важные опорные пункты противника вне го­рода и в его черте; в) парализовать работу кенигсбергской гавани; г) систематически­ми действиями по порту Пиллау, морским и сухопутным коммуникациям лишить не­мецко-фашистское командование возможно­сти перебрасывать в Кенигсберг резервы и воинские грузы; д) непрерывными штурмов­ками помогать наземным войскам взламывать вражескую оборону, не давать фашистам ни­какой передышки и тем самым подавлять их волю к сопротивлению.

Планом предусматривалось проведение пред­варительной авиационной подготовки, рас­считанной на двое суток (до начала общего штурма города). Цель ее: разрушить фор­ты и узловые опорные пункты в полосах на­ступления 43-й и 11-й гвардейской армии, массированными налетами нанести урон вра­жеской авиации на аэродромах и вывести из строя взлетно-посадочные полосы. Ударами штурмовых авиасоединений предполагалось завершить разгром фашистской авиации. Од­новременно намечалось провести тщатель­ную доразведку с воздуха районов боевых действий.

В эти двое суток советские летчики должны были совершить 5316 самолето-вылетов и сбросить 2690 тонн бомб *⁽⁹³. В первый день операции перед началом об­щей атаки 406 Ту-2 и Пе-2 и 133 истреби­теля, вооруженных бомбами, наносят масси­рованный удар по вражеским позициям пе­ред фронтом наступающих армий. Потом в сражение вступают штурмовики. Они со­провождают пехоту и танки, подавляя ожив­шие и ранее не обнаруженные огневые точ­ки врага. Три истребительные авиадивизии (129, 240 и 330-я) и часть сил 11-го ист­ребительного   авиакорпуса   предназначались для прикрытия бомбардировщиков и штур­мовиков.

Остальные истребительные соединения в это время должны вести борьбу с вражеской авн­ацией, не допуская ее в район действий на­земных войск.

Через   четыре-пять  часов бомбардировщики наносят второй массированный удар, но уже по объектам в центре Кенигсберга. Всего в первый  день операции планирова­лось совершить 4124 самолето-вылета*⁽⁹³. В   последующие   дни   операции   фронтовая авиация должна была действовать по  лич­ным указаниям командующих армиями ге­нералов Т. Т. Хрюкина и Н. Ф. Папивина. Хотя на подготовку авиации    к    сражению было отпущено очень мало времени и осу­ществлять ее приходилось в ходе боев с хей­льсбергской   группировкой,   штабы   воздуш­ных армий и авиасоединений с честью спра­вились с нелегкой задачей. Насыщенность авиации   (на один километр фронта на   главных   участках  приходилось 150 боевых самолетов) заставила очень тща­тельно составить графики вылетов и возвра­щений   самолетов.   Были  установлены  раз­граничительные линии полетов для каждого соединения;   все   авиадивизии   имели   свои маршруты и высоты  следования к цели и обратно; категорически запрещалось летать над аэродромами группами на малой высоте; чтобы летчикам, действовавшим ночью, бы­ло легче ориентироваться,  вдоль переднего края намечалось зажечь костры, а центр Ке­нигсберга обозначить перекрестием прожек­торных лучей.

Особенно детально отрабатывались вопросы взаимодействия авиации с наземными вой­сками. С этой целью в общевойсковых арми­ях были построены крупные макет-план­шеты вражеских оборонительных рубежей. На этих макетах прошли тренировку все ко­мандиры авиасоединений, частей и эскадри­лий. За трое суток до начала операции ко­мандиры авиакорпусов и авиадивизий получили фотопланы города, схемы, карты с про­нумерованными целями и указания по бое­вому использованию авиации. Накануне штурма в части прорыва выеха­ли  офицеры,  специалисты  по  радионаведе­нию  авиации на цели,    а   на КП общевой­сковых армий — авиационные представители, которым поручили управление штурмовыми соединениями,   непосредственно   взаимодей­ствовавшими с наступающими войсками. Истребительной    авиацией,   обеспечивавшей наше господство с воздуха, руководил коман­дир 303-й истребительной авиадивизии гене­рал-майор Г. Н. Захаров. Его КП находился в районе Бранденбурга, откуда   в    бинокль хорошо просматривался вражеский аэродром возле Нойтифа.

Истребители сопровождения получали бое­вые задания от авиационного представителя в общевойсковых армиях или через штабы воздушных армий.

Общее руководство и координацию боевых действий всей авиации Ставка возложила на меня. При мне была оперативная группа, с которой я, в зависимости от обстановки, находился на КП 1-й или 3-й воздушных ар­мий, подключая, по мере надобности, к ра­боте их штабы.

Большую работу проделали и тыловые служ­бы. Особенно много и напряженно работал начальник тыла 1-й воздушной армии генерал В. Л. Успенский. Его подчиненные должны были в очень короткий срок принять и раз­местить новые авиасоединения и обеспечить их всем необходимым. А в весеннюю распу­тицу,     при    отсутствии    железнодорожного транспорта  (мы не успели перешить желез­ные   дороги   Восточной  Пруссии   на  колею нашего транспорта), отдаленности от фрон­та основных баз и складов добиться слажен­ности и  четкости  в  работе тыла   было  не просто. Но в последние дни уже даже не ме­сяцы, а недели войны люди были столь воо­душевлены,   что   невозможное   становилось возможным,  а  авиация своевременно полу­чала все, что требовалось для ее бесперебой­ной боевой работы.

Наконец подготовка к операции закончи­лась. Кажется, 3 апреля А. М. Василевский при мне позвонил в Москву и доложил о го­товности фронта к штурму Кенигсберга. Вы­слушав короткий доклад Александра Михай­ловича, Сталин сказал, что надо быстрее кончать с противником в Восточной Прус­сии.

—       Торопит   Верховный,— положив    трубку, сказал Василевский.— Берлинская операция поджимает.

Я вспомнил о наказе Сталина, высказанном мне накануне моего отлета на фронт, нанес­ти по Кенигсбергу такой удар, чтобы гитле­ровцы надолго его запомнили, и сказал о том Василевскому.

—       Что ж, и ударим! — ответил маршал. — Сил достаточно. Не помешала бы только по­года.

Александр Михайлович посмотрел в окно и сокрушенно покачал головой. Над раскисшей землей ползли плотные облака, из которых сеял мелкий дождь. В последние дни перед началом операции, как нарочно, занепого­дило. Иногда шли довольно сильные дожди. По утрам долго держались густые туманы. Метеорологи ничего утешительного на бли­жайшие дни не обещали. Непогода срывала предварительную авиа­ционную подготовку к операции. И все же мы надеялись провести ее, хотя бы в непол­ном объеме. Но и 4 апреля ничем не пора­довало авиаторов. Перед рассветом на зем­лю лег плотный туман. Он держался долго, потом, все усиливаясь, полил дождь. К полудню я приехал на КП Хрюкина. Ти­мофей Тимофеевич, гладко выбритый, мелки­ми шагами расхаживал по комнате, время от времени бросая сердитые взгляды на улицу. Начальник его штаба генерал И. М. Белов разговаривал с кем-то по теле­фону и настойчиво выпытывал что-то. Дол­жно быть, речь шла о погоде, так как ко­мандующий вдруг обернулся и отрывисто произнес:

— Да бросьте вы! Все равно бесполезно. Не боги ведь.

—   Говорят,  к вечеру дождь прекратится,— ответил Белов.

—   Обрадовали: к вечеру! — иронически ото­звался Хрюкин.

Узнав у Хрюкина о боеготовности авиасое­динений, я спросил, как обстоят дела с 5-м гвардейским авиакорпусом генерала В. А. Ушакова. По плану это соединение не привлекалось к участию в штурме Кениг­сберга. Но вчера, после разговора Василев­ского со Сталиным, я решил усилить нашу авиагруппировку двумя дивизиями пикиру­ющих бомбардировщиков — 4-й и 5-й, нахо­дившимися в оперативном подчинении у ко­мандующего 15-й воздушной армией. В тот же день 5-й гвардейский авиакор­пус перебазировался из Литвы под Кенигс­берг. Т. Т. Хрюкин доложил, что дивизии В. А. Сандалова и Ф. П. Котляра уже гото­вятся к операции, но на аэродромах, где они разместились, для «пешек» не оказалось го­рючего и боекомплектов.

— Вы   не   беспокойтесь,   товарищ   Главный маршал,— заметив мою тревогу, тут же до­бавил Хрюкин,— снабжением  корпуса  лич­но занялся сам Успенский. Он уже выехал на место.

Уточнив еще кое-какие детали, я уехал к Василевскому. По плану операция начина­лась 5 апреля, но при такой погоде нечего было и думать вводить в сражение авиацию. Александр Михайлович и сам прекрасно по­нимал это и потому после недолгого раз­думья решил отсрочить штурм на сутки.

—   А все-таки   можно сегодня пустить хоть часть авиации? — осведомился он.

Если погода улучшится, выпустим По-2 и часть бомбардировщиков,— ответил я. Ночью погода действительно несколько улуч­шилась, и я приказал поднять в воздух две дивизии легких ночных бомбардировщиков — 213-ю   генерал-майора    В.   С.    Молокова и 314-ю полковника П. М. Петрова, вооружен­ные По-2. Собственно, это были не боевые, а   учебно-тренировочные самолеты,   приспо­собленные для действий над линией фронта и в ближнем тылу, в основном  по  переднему краю и отдельным объектам. Летали они только ночью, так как были совершен­но беззащитны от истребителей и для уда­ров по сильным опорным пунктам не годи­лись. По-2 брал на борт всего 200 килограм­мов бомб — две по 100 или четыре до 50. Для уничтожения живой силы и малых объ­ектов иных и не требовалось. Привлекая эти машины к борьбе за Кенигс­берг, мы, разумеется, рассчитывали не столь­ко на силу их бомбовых ударов, сколько на то, что своими ночными налетами они будут поддерживать непрерывность авиационного воздействия на противника, держать его все время в нервном напряжении. С этой ролью По-2 справлялись отлично, и неспроста гит­леровцы так недолюбливали эти легонькие, сделанные из дерева и перкали (специально обработанной ткани) самолеты, которые но­чами висели над вражескими позициями и частыми налетами изнуряли фашистских солдат и офицеров. Как правило, экипажи По-2 вели бомбометание с выключенными моторами, то есть с планирования, появля­лись над противником внезапно, на малой высоте, и бороться с ними ночью было поч­ти невозможно.

В ночь с 4 на 5 апреля По-2 совершили 657 самолето-вылетов. Чуть более ста выле­тов сделали двухмоторные бомбардировщи­ки. Попытка пустить в дело тяжелые маши­ны 18-й воздушной армии кончилась неуда­чей. Из 40 бомбардировщиков, выпущенных в воздух, лишь 15 достигли города и отбом­бились, остальные потеряли ориентировку и вернулись на аэродромы, не выполнив зада­ния *⁽⁹⁴.

Непогода сорвала план авиационной подго­товки. Не выполнили своей задачи в эти дни и артиллеристы. Из-за плохой видимости им не удалось своим огнем вскрыть форты и доты противника.

Все были расстроены, и, главное, не было никакой уверенности, что погода улучшится и авиация, хоть и с опозданием, но по-настоящему включится в сражение. Ставка от­вела на овладение Кенигсбергом очень мало времени, и совсем не исключалось, что лет­чики, как говорится, поспеют лишь к шапоч­ному разбору. Эта зависимость столь мощ­ного вида вооруженных сил от капризов по­годы всегда удручающе действовала на ме­ня. В таких случаях я не раз вспоминал раз­говор с бывшим командующим Белорусским военным округом командармом И. П. Убо­ревичем, по совету которого в 1933 году сме­нил профессию общевойсковика на авиатора. Однажды глубокой осенью 1934 года в на­шей авиабригаде, где я служил начальником штаба, была объявлена боевая тревога. Ока­залось, что ее объявил сам Уборевич, при­бывший на аэродром. Но подняться в воздух эскадрильи не смогли — помешал сильный фронт окклюзии (плотный туман, образую­щийся в результате смыкания потоков теп­лого и холодного воздуха). Туман закрыл весь аэродром и окрестности вокруг него. Иероним Петрович, большой поклонник авиа­ции и знаток ее, очень расстроился. Придя к нам в штаб, он посетовал на туманы, на­звав их большим злом не только для летчи­ков, но и для сухопутных войск, особенно для артиллерии, и сказал, что когда-нибудь люди научатся бороться и с туманами, но нескоро.

Минуло десятилетие, мы создали отличные самолеты, приборы для полетов вслепую, но туман победить не сумели, и он, как был, так и остался бичом авиации. И сколько раз во время войны срывал боевые действия летчиков! Вот и под Кенигсбергом грозил приковать авиацию к земле. В нетерпеливом ожидании летной погоды прошел весь день. Утром 6 апреля я прибыл на КП командующего 43-й армией генерала А. П. Белобородова. Командный пункт раз­мещался к северо-западу от Кенигсберга в районе Фухсберга на склоне пологой горы в старинном помещичьем доме. Неподалеку среди деревьев стояли две вышки. Возле од­ной из них, что поменьше, уже сновали связисты   с   голубыми погонами.    На    площадке ее находился начальник оператив­ного отдела 1-й воздушной армии подполков­ник Н. П. Жильцов. Он смотрел в бинокль на Кенигсберг. Внизу по полю, за которым начиналась наша передовая, медленно полз­ли космы тумана. Над туманом вдали про­сматривались очертания города. Дождя не было, но не было и солнца. Со мной приехали начальник Главного уп­равления обучения, формирования и бое­вой подготовки ВВС Красной Армии и авиа­реэервов Верховного Главнокомандования А. В. Никитин и член Военного совета ВВС Н. С. Шиманов. Они прилетели на фронт уже после утверждения плана боевого при­менения авиации в предстоящем сражении, однако я был рад им — опытные работники, они могли помочь нам в ходе боев. Генерал Николай Сергеевич Шиманов, еще в мирное время слу­живший со мной в ВВС Ленинградского ок­руга и участвовавший в войне с Финлянди­ей, проверял накануне операции политиче­скую подготовку личного состава авиацион­ных соединений, моральное состояние лю­дей.

Никитин как-то недовольно посматривал вок­руг. Я спросил, в чем дело. Оказалось, что Алексею Васильевичу не нравилось располо­жение КП. Я тоже огляделся и в знак со­гласия кивнул головой. Действительно, дом был очень приметен, весь на виду у против­ника и никак не замаскирован. Я хотел бы­ло сказать Баграмяну об этом и предупре­дить, чтоб у КП поменьше ходило народу, но тут подъехал Василевский, и внимание мое отвлеклось. Александр Михайлович сра­зу осведомился о возможности боевых дейст­вий авиации. Ничего утешительного я сооб­щить не мог, сказал только, что во второй половине дня ожидается некоторое улучше­ние погоды.

—       Больше  ждать мы не можем,— заметил маршал,— и так на целые сутки задержали операцию.

Оставшиеся до начала штурма минуты тя­нулись томительно долго. И вот около де­вяти часов утра где-то за Кенигсбергом на юге загромыхали орудия 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого. Часом позже открыла огонь артиллерия осталь­ных армий.

Огневая обработка вражеской обороны дли­лась более двух часов. Залпы орудий осо­бой мощности буквально сотрясали землю. Оставляя за собой огневые хвосты, с завы­ванием проносились реактивные снаряды гвардейских минометов. Бог войны слажен­но, умело и мощно вел свою партию. Ра­ботой артиллеристов нельзя было не залю­боваться, и Александр Михайлович, уловив коротенькую паузу, на секунду оторвался от бинокля и быстро произнес:

— Хорош концерт, Александр Александро­вич! Жаль, вашего недостает.

В 12 часов при внезапно наступившей ти­шине ринулись в атаку штурмовые отряды и танки прорыва. Но тут случилось то, чего и следовало ожидать. Внезапно на КП Бе­лобородова обрушился залп, по крайней ме­ре, целого дивизиона вражеской артиллерии. Снаряды разорвались рядом с домом. Взрыв­ной волной выбило раму в комнате, где на­ходился Баграмян с Белобородовым. Бело­бородова отшвырнуло в угол, Ивану Хрис­тофоровичу микроскопическими осколками порезало лицо.

Меня в тот момент в доме не было. Перед атакой пехоты я направился на вышку, чтобы оттуда взглянуть, что делается на по­зициях противника. Только поставил ногу на первую ступеньку, как за спиной загрохо­тало. Чтобы не искушать судьбу, я, Грачев и всегда сопровождавший меня в поездках по фронтам работник оперативного управ­ления штаба ВВС подполковник М. Н. Ко­жевников поспешили в укрытие. Но второго залпа не последовало. Это было к счастью, так как фашистам стоило сделать небольшую поправку в расчете, чтобы поразить сам дом. Видимо, что-то помешало врагу. Было ясно, что налет этот не случаен. Пос­ле того как Кенигсберг пал, один из плен­ных гитлеровских генералов на допросе ска­зал, что они давно приметили этот помещи­чий дом на склоне горы, следили за ним и ждали лишь случая, чтобы накрыть его ар­тиллерийским огнем.

Инцидент этот оставил у всех очень неприят­ный осадок. Но шло наступление, и нужно было заниматься делами. К тому времени погода несколько улучшилась, и я при­казал поднимать в воздух авиацию сопро­вождения пехоты — штурмовиков и истре­бителей, подготовленных для действий над полем боя. Но велел вводить их в бой неболь­шими группами. Дым и пыль, поднявшиеся от разрывов артиллерийских снарядов, были столь густыми, что чрезвычайно затрудняли летчикам ориентировку и при малейшем не­досмотре бомбы и реактивные авиационные снаряды могли угодить в своих. К двум часам дня летчики совершили лишь около 300 самолето-вылетов. Потом отдельны­ми экипажами стали действовать бомбардиро­вочные соединения. Они наносили удары в основном по северо-западной окраине города и железнодорожному узлу. За день бомбар­дировочная авиация произвела только 85 са­молето-вылетов вместо запланированных 1218. Основная нагрузка 6 апреля легла на плечи летчиков генерала Хрюкина. Из 1052 самолето-вылетов (по плану намечалось свы­ше 4 тысяч), совершенных в тот день, 870 пришлось на долю 1-й воздушной армии *⁽⁹⁵. Вражеская авиация почти никакого сопро­тивления не оказывала. За весь день про­изошло два воздушных боя, причем очень скоротечных и в общем-то случайных. Прос­то гитлеровцам не удалось избежать встре­чи с нашими летчиками, и они против воли приняли бой. Мы были полными хозяевами в воздухе, но использовать все выгоды свое­го господства так и не смогли. Непогода приковала к аэродромам основные силы бомбар­дировочной и штурмовой авиации, а морская авиация не поднялась в воздух из-за силь­ного тумана.

Отсутствие мощного авиационного воздей­ствия на противника заметно сказалось на результативности боевых действий назем­ных войск. К исходу дня пехота продви­нулась вперед лишь на 2—4 километра. Несмотря на длительную артиллерийскую подготовку, подавить главные узлы и опор­ные пункты обороны немцев не удалось. Пехота и танки, вклинившись в боевые по­рядки гитлеровцев, мешали массированно­му применению артиллерии. Бои в этих ус­ловиях грозили принять затяжной характер. К тому же, почуяв силу ударов нашей 39-й армии, части которой перерезали западнее Метгетена железную дорогу Кенигсберг — Пиллау, гитлеровское командование стало спешно перебрасывать с Земландского полу­острова в район боев пехотные и противо­танковые подразделения и часть сил 5-й танковой дивизии.

Чтобы быстро сокрушить форты и наиболее прочные оборонительные сооружения про­тивника, требовались массированные сосре­доточенные удары с воздуха, в первую оче­редь перед фронтом наступающих войск. Поэтому, как только метеорологи дали на 7 апреля благоприятный прогноз погоды, я распорядился перенацелить почти всю бом­бардировочную авиацию для действий по ос­новным узлам сопротивления непосредствен­но перед фронтом наших ударных группиро­вок. Едва рассеялся туман, как наши штурмовики повисли над вражескими пози­циями. Истребители 11-го истребительного авиакорпуса нанесли несколько штурмовых ударов по аэродромам в Гросс-Диршкайме и Гросс-Хубникене, которые затем были пол­ностью блокированы с воздуха. С 10 часов утра включились в сражение бом­бардировщики 1-й и 3-й воздушных армий и 5-го гвардейского бомбардировочного авиа­корпуса. 246 Ту-2 и Пе-2 нанесли три мощ­ных  последовательных   удара  по   районам наибольшего сопротивления противника, в основном по войскам, оборонявшимся запад­нее Кенигсберга *⁽⁹⁶. Непрерывно сопровожда­емые штурмовиками, пехота и танки во вто­рой половине дня на многих участках одоле­ли третью оборонительную полосу врага и ворвались в город. Начались уличные бои. По донесениям, поступившим от экипажей, наших представителей на КП общевойско­вых армий, офицеров радионаведения авиа­ции на объекты и войска противника, нахо­дившихся в первой линии наступавших, и сообщениям штабов наземных соединений, с которыми поддерживался тесный контакт, мы имели достаточно ясное представление о положении дел на всех участках фронта. Авиация, начавшая действовать строго по плану, все наращивала и наращивала силу своих ударов, и успех все более сопутство­вал нашим героическим войскам. В любом сражении рано или поздно насту­пает момент, когда одним дополнительным сильным ударом можно окончательно пере­тянуть чашу весов на свою сторону. Истина простая. Но вся сложность в том, чтобы точно определить наступление этого момента. Первые признаки его стали проявляться после полудня. Примерно в это время я свя­зался с Василевским и спросил, не пора ли ввести в бой главную ударную силу авиа­ции — 18-ю воздушную армию. Погода была хорошая, и летчики могли бомбить враже­ские объекты прицельно, а не просто по пло­щади. Александр Михайлович немного поду­мал и согласился. Я тотчас отдал необходи­мые распоряжения.

Однако по поводу решения использовать днем дальние ночные бомбардировщики ко­мандующий 18-й воздушной армией Глав­ный маршал авиации А. Е. Голованов вы­сказал сомнение. Он доказывал, что летчики его не имеют опыта дневных полетов груп­пами, что сами бомбардировщики, в основ­ном Ил-4, тихоходные, слабо вооруженные для  отражения  атак  и  могут  стать легкой добычей для вражеских истребителей и зе­нитной артиллерии.

Но это возражение я уже слышал почти два года тому назад, накануне битвы на Кур­ской дуге. Незадолго до ее начала И. В. Ста­лин поинтересовался, могут ли ночники ра­ботать днем. Он сказал, что авиация даль­него действия очень помогла бы нам взла­мывать вражескую оборону.

—   Нельзя ли хоть часть авиации дальнего действия   выделить  для   ударов   по   враже­ской обороне днем? — обратился Верховный Главнокомандующий к Голованову. Александр Евгеньевич ответил отрицательно, приведя уже  известные   читателю   доводы.

—   А   ваше   мнение,   товарищ Новиков? — спросил меня Сталин.

В то время мы имели уже достаточно ист­ребителей, могли надежно прикрывать бом­бардировщиков, и я предложил в порядке эксперимента выделить нам одну дивизию Ил-4 и проверить ее в дневных условиях. Нам дали 113-ю дальнебомбардировочную авиади­визию. Она удачно действовала на Курской дуге и с тех пор стала непосредственно под­чиняться мне. Отлично зарекомендовала се­бя 113-я и в июне 1944 года во время боев на Карельском перешейке. Словом, Ил-4 могли выполнять и функции фронтовых бомбардировщиков, но, конечно, при поддержке их истребителями. Первоначально мы предполагали 18-ю воз­душную армию ввести в сражение 6 апреля. Но тогда помешала погода. С утра 7 апреля установилась летная погода, и я решил ис­пользовать тяжелые ночные бомбардировщи­ки днем, пока позволяла воздушная обста­новка. Ждал только момента. И вот он на­ступил. Но, чтобы оградить Ил-4 от всяких случайностей, мы дали им очень сильное прикрытие — 124 истребителя. 108 истреби­телей выделялись для непрерывного патру­лирования над городом на весь период про­хождения бомбардировщиков над Кенигсбер­гом *⁽⁹⁶.

Начало воздушной операции было назначено на 13 часов 10 минут. Поскольку днем в сра­жение вводилась сразу вся 18-я воздушная армия, чему еще не было прецедента, я счел своим долгом поставить об этом в извест­ность Ставку. После безуспешных попыток связаться со Сталиным позвонил начальни­ку Генштаба генералу армии А. И. Антоно­ву. Алексей Иннокентьевич ответил, что Сталин еще на даче, отдыхает, но как толь­ко Верховный Главнокомандующий приедет в Кремль, он немедленно доложит ему.

—    Но ведь время не терпит,— заметил я,— а погода у нас капризная.  Не  исключено, что больше такой возможности нам не пред­ставится.

—    Действуйте    на    свое    усмотрение,— по­молчав, дипломатично ответил Антонов. «Что  ж,  по-своему,  так по-своему,— решил я.— Главное —   интересы всей  операции,  а остальное приложится. Наконец, мы на мес­те и нам виднее».  И все же уклончивость Антонова оставила  в душе  некоторый  оса­док. Дело было очень серьезным, и он дол­жен  был  найти  возможность  проинформи­ровать о нашем решении Верховного Глав­нокомандующего,  тем  более  что  подобного рода   крупные   мероприятия,   как правило, всегда согласовывались с ним. Но ждать бы­ло нельзя, и я приказал поднимать в воздух соединения 18-й воздушной армии — все че­тыре корпуса.

Пока тяжелые машины двигались на Ке­нигсберг, мы за 20 минут до их появления над городом провели еще одно профилакти­ческое мероприятие — 118 Ил-2 и Пе-2 ос­новательно отштурмовали и отбомбили все вражеские аэродромы, где базировались ис­требители.

И вот появились первые самолеты 18-й воз­душной армии. Они шли в одиночку один за другим с равными интервалами. Около часа не смолкал в Кенигсберге грохот разрывок крупнокалиберных бомб. За это вре­мя на врага было сброшено 3743 бомбы об­щим весом в 550 тонн. Весь город заволок­ло дымом. Массированный удар 516 боевых машин возымел свое действие *⁽⁹⁶. Многие опорные пункты были разрушены, движение по городу прекратилось, командо­вание гарнизона, как впоследствии показал опрос пленных, потеряло управление частя­ми и не смогло маневрировать резервами. Сопротивление противника после этого уда­ра резко снизилось, и наши войска стали быстро продвигаться к центру Кенигсберга. Экипажи 18-й воздушной армии действова­ли, если так можно выразиться, в стериль­ном небе. Ни один вражеский истребитель не смог прорваться к нашим бомбардиров­щикам, зенитную же артиллерию противни­ка наши штурмовики к тому времени поч­ти начисто вывели из строя. Ночники не потеряли ни одной машины, и все благопо­лучно вернулись на свои аэродромы. Сразу же за ночниками возобновила боевые действия фронтовая авиация. Гвардейцы ге­нерала В. А. Ушакова нанесли бомбовый удар по врагу в северо-восточной части горо­да. Летчики 5-го бомбардировочного авиа­корпуса генерала М. X. Борисенко соверши­ли массированный налет на порт Пиллау. Дважды, произведя 376 самолето-вылетов, бомбили этот порт и скопления в нем су­дов и летчики КБФ *⁽⁹⁷.

Во второй половине дня воздушная развед­ка установила, что противник подтягивает с Земландского полуострова новые войска, чтобы воспрепятствовать нам замкнуть коль­цо вокруг Кенигсберга. Сорвать этот замысел было поручено штурмовикам. До самых су­мерек Ил-2 громили фашистов, сосредото­чившихся в лесах западнее города, и дебло­кирующий контрудар гитлеровцев не состо­ялся.

Сильные удары нанесли наши штурмовики и по обороне в южной части Кенигсберга, в полосе наступления 8-го и 16-го гвардей­ских стрелковых корпусов 11-й гвардейской армии. Особенно успешно тут действо­вала группа «Илов» под командованием Героя Советского Союза майора М. Т. Степани­щева. В этом районе нам не удалось пол­ностью подавить зенитную артиллерию про­тивника, огонь ее был очень плотным, и все же летчики, ведомые Степанищевым, про­рывались через огненный заслон и успеш­но громили врага. За день они уничтожили несколько зенитных орудий и три склада с боеприпасами, подавили огонь многих ог­невых точек. В этот день немцы пытались хоть как-то наладить действия своих уцелев­ших от разгрома истребителей и помешать нашей авиации, но советские летчики ре­шительно и быстро пресекли эти попытки гитлеровцев. В 22 воздушных боях было сбито 16 вражеских самолетов, 36 мы уни­чтожили на аэродромах. Наши потери со­ставили 25 самолетов *⁽⁹⁷.

7   апреля нашим летчикам пришлось пора­ботать  очень  напряженно — они  совершили более 4700 самолето-вылетов и сбросили на врага свыше 1600 тонн бомб. Однако это не было пределом   наших   возможностей, и на 8 апреля мы запланировали произвести свы­ше 6 тысяч самолето-вылетов *⁽⁹⁷.

8 апреля удары советской авиации достигли максимальной силы. Боевая работа летчиков началась в ночь с 7 на 8 апреля и не пре­кращалась до самой темноты. Тяжелые ноч­ные бомбардировщики подвергли ударам порт Пиллау и узел дорог Фишхаузена, че­рез который шло основное движение вра­жеских войск. С рассветом поднялись в воз­дух штурмовики и дневные бомбардиров­щики. Часть их громила врага в самом Кенигсберге, другая — пехоту и танки запад­нее города. Под непрерывным прикрытием штурмовиков наша пехота и танки, реши­тельно пресекая вражеские контратаки, продвигались к центру города. Во второй половине дня войска 43-й армии очистили от гитлеровцев всю северо-западную часть Кенигсберга, а части 11-й гвардейской ар­мии форсировали реку Прегель. Вскоре передовые отряды этих армии соединились в районе Амалиенау и замкнули кольцо во­круг города.

Большую помощь сухопутным войскам ока­зали наши штурмовики. Первой к реке Пре­гель вышла 16-я гвардейская стрелковая ди­визия генерала М. А. Пронина. Однако из-за сильного вражеского огня части ее не смогли с ходу форсировать Прегель. Тогда авиаци­онный представитель в дивизии вызвал штур­мовиков. Три шестерки «Илов», ведомые май­ором Коровиным, капитанами Пятери и Асадчих, подавили немецкую артиллерию, а затем пушечно-пулеметным огнем прижали к земле фашистскую пехоту. Под прикры­тием штурмовиков советские пехотинцы на подручных средствах быстро переправились через реку.

Петля вокруг остатков кенигсбергского гар­низона неумолимо сжималась. Гитлеровцы из последних сил цеплялись за цитадель и укрепления, воздвигнутые в центре города, и одновременно готовились к удару извне с целью вывести свои войска из крепости. Ко­мандующий 4-й немецкой армией генерал Ф. Мюллер вновь стал сосредоточивать силы западнее Кенигсберга для деблокирующего удара и приказал коменданту крепости гене­ралу Ляшу нанести встречный удар. Сорвать этот замысел врага было поручено авиации. Для действий против войск, сосре­доточившихся западнее города, мы привлек­ли основные силы 3-й и 18-й воздушных ар­мий. Удары бомбардировщиков чередовались с ударами «Илов» и истребителей, выполняв­ших функции штурмовиков. Весь день и но­чью западнее Кенигсберга стоял неумолч­ный грохот от бомбовых разрывов. По де­блокирующей группировке противника было-совершено около половины всех самолето­вылетов (2965) и сброшено 1020 тонн бомб*⁽⁹⁷, вскоре она была разгромлена и начала от­ходить на Пиллау. Крепко досталось и вой­скам Ляша, на которые было сброшено 549 тонн бомб *⁽⁹⁷.

8 апреля была окончательно сломлена во­дя гитлеровцев к сопротивлению. Советские летчики, уничтожив в тот день 51 самолет, по существу, лишили противника авиации *⁽⁹⁷. Участь остатков кенигсбергского гарнизона была решена. Утром 9 апреля заключитель­ная стадия штурма — несколько тысяч ору­дий и минометов открыли ураганный огонь по цитадели и последним опорным узлам обороны фашистов.

Основной задачей советских ВВС в этот день было уничтожение войск неприятеля запад­нее Кенигсберга. Сюда и была перенацелена почти вся авиация, действовавшая 9 апреля. К исходу дня враг сложил оружие. Сильней­шая крепость, имевшая многочисленный, хо­рошо вооруженный гарнизон, спрятанный за толстыми стенами старинных фортов и дотов, большие запасы воинского снаряже­ния и продовольствия — словом, все необхо­димое для длительного сопротивления, была разгромлена за четверо суток. Это была по­истине блистательная победа нашей армии. Представители всех родов войск внесли в эту победу свою лепту. Немало сделали и летчи­ки. За четверо суток боев авиация совер­шила свыше 14 тысяч самолетовылетов и сбросила на противника 4400 тонн бомб *⁽⁸⁹. Ее массированные, великолепно организо­ванные удары буквально потрясли враже­скую оборону и психику фашистских солдат. Сдавшийся в плен комендант города и крепости генерал О. Ляш заявил, что во взятии Кенигсберга «авиация сыграла исключитель­но большую роль — солдаты были измучены, прижаты к земле, загнаны в блиндажи». «Бомбардировщики и штурмовики летели волна за волной, — писал он впоследствии в своих мемуарах,— сбрасывая свой губитель­ный груз на пылающий город, лежавший в развалинах... ни один немецкий истребитель не показывался в воздухе. Стиснутые на уз­ком пространстве зенитные батареи были бессильны против таких масс самолетов и к тому же должны были, хотя и с трудом, вес­ти бой с танковыми силами противника. Все линии связи оказались разорванными, и толь­ко пешие связные ощупью пробирались че­рез поля развалин на свои командные пунк­ты или к войскам» *⁽¹⁶.

Советское правительство высоко оценило заслуги советских летчиков. Достаточно ска­зать, что после Кенигсбергской операции ряды наших авиаторов пополнились еще че­тырьмя дважды Героями Советского Союза. Этого звания были удостоены генерал Т. Т. Хрюкин, летчики-командиры Е. М. Кун­гурцев, Г. М. Мыльников, Г. М. Паршин. Летчикам В. А. Алексенко, А. И. Кизиме, А. Н. Прохорову и Н. И. Семейко было присвоено звание Героя Советского Сою­за. Четверо из героев были ленинградски­ми летчиками. Первая Золотая Звезда Ге­роя Советского Союза появилась и на моей груди.

А. А. НОВИКОВ,

дважды Герой

Советского Союза,

Главный маршал авиации

*⁽¹⁶   История   Великой   Отечественной   войны   Совет­ского Союза 1941—1945. Т. 5, М., 1963, с. 169;

*⁽¹⁸   История   Великой   Отечественной   войны   Совет­ского Союза 1941—1945. Т. 5, М., 1963, с. 171;

*⁽³³     Архив МО СССР, ф. 241, оп. 2593, д. 988, л. 202—207.

*⁽⁹¹    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 72.

*⁽⁹²    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 73.

*⁽⁹³    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 74.

*⁽⁹⁴    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 77.

*⁽⁹⁵    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 78.

*⁽⁹⁶    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 79.

*⁽⁹⁷    «Военно-исторический журнал», 1968, № 9, с. 80.

*⁽⁸⁹    Советские ВВС в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. М., 1968, с. 363

*^(А3    Большинство авторов говорят о внешнем обо­ронительном обводе и трех позициях.

*^(А4    6 декабря   1944 г.   АДД   решением   ГКО   была введена в состав ВВС Красной Армии и стала на­зываться 18-й воздушной армией.

(С)  Разработка проекта и дизайн Будаева А. В.   При использовании информации, полученной с сайта, ссылка на него обязательна.