КРАХ ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ *^(А13

История Восточной Пруссии прошла путя­ми войн.

Сюда — на побережье Балтики — тянулись торговые пути из полуденных в полнощные края. Через Восточную Пруссию легли крат­чайшие пути в Литву, на Польшу, к Руси — земле славян.

В XIII веке недальновидные правители Польши позвали рыцарей Ордена тевто­нов — предков нынешних фашистов — на борьбу с населявшими этот край пруссами. Тевтоны осели в Восточной Пруссии. По бе­регам Вислы, на всех путях построили они монастыри и замки. Так вырос Торн (взяв­ший наименование от польского слова «то­ры»— торный путь), так у речного брода (по-польски «бруд») через реку Дрвенца, на пути с юга к морю, возникла крепость Бродница, так укреплялись крестоносцы в Мариенбурге, в Мариенвердере, в десятках важных пунктов. Замки тевтонов, закрыв пути через Восточную Пруссию, командова­ли всем краем.

И вот Советская Армия в глубине Восточ­ной Пруссии. Мы идем мимо развалин этих замков, видим разрушенные своды мрачных подземелий, замшелые серые стены из ди­кого камня, окна с решетками в глубоких нишах, бойницы под крышами. Мы перехо­дим по шаткому мосту через ров, наполнен­ный мутной водой, поднимаемся по узкой лестнице на верх уцелевшей башни. Отсю­да, с семидесятиметровой высоты, на десят­ки километров окрест видны леса, поля и дороги и на темнеющем горизонте — пожа­ры и зарницы стрельбы. Там не затихает бой.

Мы спускаемся с башни на монастырскую стену, протянувшуюся по берегу Вислы. Она неприступно высится над водой. Через ее бойницы видна широчайшая пойма реки, уходящий к горизонту западный берег, пон­тонные мосты, по которым сейчас нескон­чаемым потоком идут в Померанию совет­ские войска.

За такими стенами отсиживались псы-ры­цари, в такие мрачные монастыри-тюрьмы сгоняли они рабов, здесь крестоносцы пря­тались от народа, отсюда с крестом и мо­литвой, с огнем и мечом совершали они свои разбойничьи набеги.

Укрепившись в районах городов Кенигсбер­га и Мемеля, они начали наступление уже не только на Литву, но и на Польшу. Этот «натиск на восток» («Дранг нах Остен») повели Орден тевтонов и Ливонский орден, осевший в Прибалтике. Их наступление угро­жало русским землям и отрезало русских от берегов Балтийского моря. Тогда поляки, литовцы и чехи, объединив­шись с русскими полками, выступили про­тив немецких рыцарей. Более пяти веков тому назад, в 1410 году, произошла знаме­нитая битва под Грюнвальдом (у Таннен­берга). В этой битве славянские воины — русские   и   поляки — с   помощью   литовцев разбили предков нынешних фашистов и на­долго остановили их движение на восток. Шли века...

Крепло и развивалось Русское государство. Русская армия, руководимая Петром I, вы­вела Россию на Балтийское побережье, от­крыла ей путь в Европу. Без этого пути за­дыхалась экономика России, ограничивалось развитие страны, затруднены были ее связи с другими государствами. Одновременно шло становление европейских государств, разгоралась борьба за колонии, за рынки сбыта, за расширение границ. Снова планы пресловутого «Дранг нах Ос­тен» не дают покоя немцам в Пруссии и прежде всего их королю Фридриху II, идей­ному отцу современных фашистских захват­чиков. В войне против России ищет он вы­ход из сложного переплета европейских дел. Фридрих II грозит занять Курляндию, отре­зать России путь в Европу через Балтий­ское море. Он не желает допустить Русское государство к участию в европейских делах, хочет лишить ее союзников, отбросить рус­ских людей на восток, загнать их в Азию. Для этого Фридрих II собирает большую ар­мию, ведет интриги против России в Шве­ции и Турции и, обвиняя своих противников в агрессии, как это впоследствии повторил Гитлер, развязывает тяжкую для народов кровопролитную Семилетнюю войну. Мед­ленно, но настойчиво шли тогда русские войска на запад, взяли Мемель, вошли в Тильзит, овладели Инстербургом и двину­лись на Кенигсберг.

Если с автомагистрали Инстербург — Ке­нигсберг (по которой прошли войска 3-го Белорусского фронта) свернуть влево, мож­но у Норкиттена найти деревушку Гросс-Егерсдорф, где в 1757 году русские войска столкнулись с прусскими. «Неприятели дрог­нули, — пишет современник и участник это­го сражения Болотов, — подались назад, на­ши сели им на шею и не давали им времени ни минуты... Тогда прусская храбрость об­ратилась в трусость,  и сем месте,  недолго медля, обратились они назад и стали искать «спасения — в ретираде». Победные крики «Наши взяли!» неслись по фронту». Кенигс­берг был взят, его ключи отправлены в Санкт-Петербург.

В Семилетней войне русские наголову раз­били прусские войска, вошли в Берлин и поставили государство Фридриха II на грань катастрофы. Спаслось прусское государство лишь благодаря Петру III. Этот голштин­ский выходец, преклонявшийся перед прус­ским королем, агент Фридриха II на рус­ском троне, став царем, свел на нет победу русских войск. Прошло еще полвека...

Восточная Пруссия — снова театр военных действий. На этот раз Наполеон, разбивший Австрию и Пруссию, сосредоточил здесь свои войска против России. И вот мы на высоте у Прейсиш-Эйлау, где сейчас расположено старое городское клад­бище. Здесь в сражении 27 января 1807 го­да был командный пункт Наполеона. С высоты открывается отличный обзор на широчайшее поле юго-восточнее Прейсиш-Эйлау, на деревни Клайн-Заусгартен, Зер­паллен, Моллвитен.

С этой высоты зимним туманным утром ви­дел Наполеон свои войска перед Прейсиш-Эйлау, а сквозь мглу там, на склонах вдали, он разглядел очертание русских колонн. Мгла в тот день, как это часто бывает в Во­сточной Пруссии, становилась все плотнее. Балтийские ветры принесли снеговые тучи, и участники свидетельствуют, что с нача­лом сражения завертелась вьюга. Французы появились внезапно из густой пелены сне­га. Они атаковали русских раз, другой, третий, но были отбиты. Тогда Наполеон ввел в сражение кавалерию. Знаменитый маршал Мюрат повел своих всадников. Они прорвались сквозь центр позиции, но в глу­бине столкнулись с кавалерией русских. На помощь Мюрату двинулся корпус Ожеро, но и он, попав под губительный огонь рус­ских батарей, отхлынул назад. Не мирясь с   неудачей,  император  обрушил на левый фланг русской армии свой самый сильный корпус испытанного маршала Даву (этот корпус наступал тогда с юга, вдоль дороги, по которой мчатся теперь «Т-34», мотопехо­та, санитарные машины, «виллисы» наших генералов). Корпус Даву, смяв фланг рус­ских, приближался к их центру, и насту­пил момент, который определяет исход сра­жения. Надо было принимать решительные меры, но командующий войсками барон Беннигсен исчез с поля сражения, а заме­нивший его барон Остен-Сакен приказал генералам отступить. Тогда среди войск по­явился генерал Багратион и повел их в контратаку. На помощь Багратиону с пра­вого фланга на левый повел резервы моло­дой талантливый генерал Каменский; по скату высоты, что сейчас застроена барака­ми, помчались орудия конной артиллерии Ермолова.

Участникам боев знакомо это состояние тре­вожного напряжения, когда в кризисе боя идет собирание всех сил для отпора врагу, когда солдаты совершают нечеловеческие усилия, сражаются самозабвенно, отрешив­шись от всего в мире, кроме боя, кроме стремления разбить неприятеля. Как близ­ки нам воины тех далеких времен, воины, пролившие свою кровь на этих же холмах, где теперь снова прогремел и прокатился на запад бой, оставивший на вершинах холмов красные, увенчанные звездами обе­лиски на могилах советских солдат. Как близко и дорого нам ощущение победы, на­ступающее после таких тяжелых боев. Сражаясь в снежной пелене, русские тогда отбросили Даву и приблизились к кладби­щу, где стоял Наполеон. Со старых деревь­ев на могилы, на голову Наполеона падали ветви, ссеченные русскими ядрами. Но он стоял, не веря своим глазам, не веря, что терпит неудачу. Один из русских батальо­нов прорвался на кладбище. Батальон про­бивался вперед, пока последний гренадер не был зарублен в ста шагах от Наполеона. Русские наступали, и в эту лощину за клад­бищем  адъютанты  старались  увести  Наполеона, чтобы спасти его от русских штыков. Рано наступившая зимняя ночь развела противников. Наполеону пришлось тогда от­дать приказ ловить своих солдат, бежавших от русского наступления в Торн, в Познань и даже Берлин.

Дыхание военной истории ощутимо повсю­ду на этой земле.

Вот Фридланд — город на реке Алле. Сюда вернувшийся после сражения Беннигсен привел войска. Он обрек их на поражение, поставив на позиции тылом к реке Алле: Наполеон, увидев русских, не поверил сво­им глазам: так немыслимо для боя стояли они. Убедившись в гибельном положении русской армии, Наполеон начал наступ­ление.

Вот через эту мутную быстротекущую реч­ку под ядрами французских батарей плыли русские солдаты. По илистому дну тащили они свои пушки и с ними поднимались на крутой, обрывистый берег, ныне усаженный дотами. По кривым и узким улицам отхо­дили с боем русские полки. Здесь, прикры­вая их отход, Багратион собрал Московский гренадерский полк и, обнажив шпагу, повел солдат в контратаку. Багратиону доложили, что обозы на мосту задерживают переправу и нужно сбросить их, чтобы скорее отойти. «На то мы и арьергард, чтобы не оставить неприятелю ни ломаного колеса», — ответил Багратион.

Все это не только исторические сравнения и литературные ассоциации — это прежде всего боевой опыт, который пришел к нам из далека минувших войн. И в дни Великой Отечественной войны в полевой устав Крас­ной Армии — важнейший документ руковод­ства боем — было записано, что нам нужны такие арьергарды, какими были арьергарды Багратиона.

В Отечественной войне 1812 года русские разгромили великую армию Наполеона. А в январе 1813 года по этим же путям Восточ­ной Пруссии, из Вильно в Германию, пошли правофланговые полки армии Кутузова, и после ночного штурма пал Кенигсберг.

Прошло еще столетие...

Над миром забушевал пожар первой миро­вой войны.

Восточная Пруссия снова стала театром во­енных действий. 1-я (Неманская) русская армия двигалась к Гумбиннену. Поспешно шло развертыва­ние армии, плохо работал тыл. С первого дня преступно осуществлялось управление армией ее командующим генерал-адъютан­том бароном Ренненкампфом. И все же вна­чале была одержана победа. Ее одержали русские войска, солдаты и лучшая часть офицеров и генералов. Смелыми действия­ми они отбросили германские дивизии. Са­моуверенность немцев сменилась паникой — 8-я немецкая армия генерала Притвица ста­ла поспешно отступать к Висле. К вечеру 20 августа 1914 года в германском геншта­бе стало известно о поражении их 8-й ар­мии у Гумбиннена и о движении 1-й рус­ской армии на запад. В тот же час пришло донесение, что 2-я (Наревская) русская ар­мия генерала Самсонова перешла южную границу Восточной Пруссии и движется на север. Восточной Пруссии грозило окруже­ние, армии Притвица — катастрофа. Эти со­бытия потрясли Германию и отозвались на берегах Марны у Парижа. Прусское юнкерство не могло смириться с потерей своей вотчины — Восточной Прус­сии — и опасалось угрозы, созданной Берли­ну. Притвиц был отстранен. Из Франции, где назревал решающий успех германских войск, подходивших к Парижу, были отозва­ны на восток два пехотных корпуса и одна кавалерийская дивизия. Это помогло фран­цузам уйти от катастрофы. Немцы пожертвовали интересами своих со­юзников-австрийцев. Они лишили их под­держки, и те были разбиты русскими в Га­лиции. Но все это не спасло бы положения немцев в Восточной Пруссии. Возможности победы русских уже определились, но на­ряду с ними сложились причины пораже­ния, и вместо победы русской армии разы­гралась ее незабываемая драма…

Жаркими летними днями в духоте и пыли шли солдаты 2-й армии Самсонова, и коман­дующий Северо-Западным фронтом генерал Жилинский торопил и подстегивал Самсо­нова. Ренненкампф доносил ставке, что немцы, преследуемые 1-й армией, бегут; командованию казалось, что Самсонов не успеет перехватить немцев. А на самом де­ле Ренненкампф после гумбинненского успе­ха остановил 1-ю армию и дал немцам время спокойно отойти и привести в порядок свою 8-ю армию. Мало того, Ренненкампф повер­нул часть сил 1-й армии к Кенигсбергу. Он не только не шел на сближение с Самсоно­вым, но от него отдалялся. Между армиями ширился разрыв.

Гинденбург и Людендорф, назначенные ру­ководить 8-й армией, констатируя свое про­игрышное положение, видели спасение в неповоротливости русского командования. Мало того, радиостанции русских штабов передавали все приказы и донесения, не шифруя их. Гинденбург и Людендорф чи­тали их одновременно с адресатами. Опера­тивные карты русских были открыты. Нем­цы увидели, что между русскими армиями большой разрыв, что их фланги обнажены. Потом стало известно, что Ренненкампф полностью утерял соприкосновение с 8-й немецкой армией, что Жилинский, коман­дующий фронтом, толкает армию Самсоно­ва на север, а командарм, растянув войска на непомерно широком фронте, теряет управ­ление ими. Войска были лишены подвоза, измучены, не имели дневок, шли без хлеба и без снарядов.

В таких условиях Гинденбургу и Людендор­фу нетрудно было принять решение — при­крыться небольшой частью сил от Реннен­кампфа, а главными силами обрушиться на армию Самсонова.

Наши войска идут теперь по дорогам, по городам и деревням, где накапливались мас­сы немецких войск, где они выходили на фланги армии Самсонова. Это было бы видно Самсонову, имей он хо­рошую разведку. Но генерал шел, как слепой, и вел свою армию на гибель. Штаб фронта продолжал его дезориентировать, торопя и указывая, что немцы уходят из-под ударов. Пройдены Найденбург, район Тенненберга, взят Хохенштейн. 15-й корпус 2-й армии в упорном бою разбил 20-й не­мецкий корпус и преследовал противника. 13-й корпус успешно двигался вперед, но эти успехи вели к поражению, ибо фланги 15-го и 13-го центральных корпусов все бо­лее оголялись. Им бы давно пора остано­виться, а они все наступают. Фланговые корпуса армии уже оттеснены. Централь­ным теперь надо не только остановиться, но отходить назад, а Самсонов, потеряв об­щую ориентировку, стремится на север, под удары противника с фланга. Теперь, как никогда раньше, необходимо наступать Ренненкампфу. Положение нем­цев выигрышное, но опасное: движение 1-й армии Ренненкампфа может не только спа­сти 2-ю армию Самсонова, но раздавить 8-ю немецкую армию, которая, повернувшись на юго-восток, против 2-й армии, подставила свой тыл и фланги ударам 1-й армии. Людендорф позднее в своих воспоминаниях писал, что «огромная армия Ренненкампфа висела, как грозная туча, на северо-востоке. Ему стоило только двинуться, и мы были бы разбиты».

Но туча не разразилась бурей. Барон Реннен­кампф, генерал-адъютант царя Николая II, отличившийся при подавлении рабочих в 1905 году, предательски бездействовал в борьбе против немцев.

Германские корпуса безнаказанно обошли центральные корпуса армии Самсонова и вышли им в  тыл.

Можно многое рассказать о героизме солдат и офицеров, обреченных на борьбу в гибель­ных условиях, об отдельных солдатах и от­рядах, вырвавшихся из окружения, — они неповинны в поражении. Восточная Пруссия в первой мировой войне уцелела. Осиное гнездо пруссачества, вот­чина помещиков и кулаков, питомник гене­ралитета  германской армии снова стал одним из важнейших центров подготовки новой мировой войны, пропаганды человеко­ненавистнических и захватнических идей. Сейчас мы видим, как стремилось пруссаче­ство к новой мировой войне. Мы видим их города, помещичьи имения, заходим в до­машние и городские библиотеки. Множест­во книг посвящено поучениям Фридриха II, сомнительным «победам» в войне 1914— 1918 годов, бредням фашистских заправил и прежде всего самого маньяка Гитлера, возвестившего немцам, что он «начинает свое наступление там, где были остановле­ны тевтоны много веков тому назад». Порт­реты Фридриха, Гинденбурга, Гитлера висят рядом, их книги стоят вместе, их идея «Дранг нах Остен» пришла от тевтонов к эсэсовцам, и Восточная Пруссия являлась ее важнейшей базой, а Танненберг — важ­нейшим центром ее пропаганды. Немцы помнили разгром тевтонов при Тан­ненберге, и сражение с армией Самсонова назвали «битвой при Танненберге», симво­лизируя этим реванш за 1410 год. Люден­дорф писал, что, предлагая это название Гинденбургу, он делал «приятное немецко­му сердцу».

Район Танненберга стал заповедником хищ­ников, рассадником идей нападения на дру­гие страны. Он покрыт могилами немцев, убитых в 1914 году, заставлен монумента­ми, кричащими о доблести немецкой армии. Десятилетиями издавались и переиздавались фотоиллюстрации «Штаб Гинденбурга на­блюдает за действиями войск». Мы видим на этом фото немецких генералов на склоне высоты у стереотрубы; мы нашли это место на поле боя, отмеченное памятником с выс­пренной надписью. Но мы знаем, что до по­следнего момента борьбы и Гинденбург, и его штаб сомневались в победе над обре­ченной армией Самсонова. Людендорф тогда доносил, что «дурной исход еще не исклю­чен».

Севернее Танненберга, у города Хохенштей­на, выстроили небывалых размеров камен­ное  круглое  здание,  предназначенное  быть усыпальницей немецких генералов. Немцы видели в этом стиле «колоссаль», в кажу­щейся простоте стен выражение мощи и строгости, а получалось не то огромных размеров тюрьма со сторожевыми башнями и камерами-нишами, не то сарай с башнями для силоса и нишами-стойлами. Огнеупор­ный кирпич плохой отделки придал этому строению красно-серый, грязный цвет. Сюда свозили со всей Германии мощи ста­рых генералов и укладывали в ниши. Здесь на церемониях похорон сошлись фельд­маршал Гинденбург и одержимый ефрейтор Гитлер. И когда фельдмаршал умер, его похоронили с невиданной помпезностью, ему поставили памятник, тоже «колоссаль», а Гитлер предстал перед немцами, потом в ки­но и на фото перед всем миром как прямой наследник танненбергской (весьма сомни­тельной) славы фельдмаршала Гинден­бурга.

Здесь сошлись немецкие генералы и фа­шистские проходимцы. Здесь проповедовали планы покорения СССР и всего мира. Здесь фашисты вызывали к действию силы то­тальной войны, которая привела Германию к поражению, какого она еще не знала в своей истории.

В Восточной Пруссии переплелись не толь­ко хищнические идеи тевтонов Фридриха II, кайзера Гогенцоллерна и Гитлера, но и при­чудливо переслоились системы укреплений: замки средневековья, крепости эпохи Семи­летней войны, 70—80-х годов прошлого ве­ка, укрепленные районы истекших десяти­летий и железобетонная и полевая оборона последних трех лет.

Мы прошли городами Кульм, Торо, Мариен­бург, Мариенвердер и десятками других го­родов в центральной и приграничной части Восточной Пруссии.

Они построены на высотах, осели, как осьми­ноги, как пауки, на берегах рек, на скреще­ниях дорог.

Штурм   этих   городов   труден.  Города, как правило, возвышаются над окружающей ме­стностью.

В ближнем уличном бою овладевать при­ходится каждым домом, улицей, кварталом. Это трудно и кровопролитно. Но еще труд­ней овладевать крепостями. Они состоят из цитаделей и фортов.

Мы стоим на гласисе *^(А6 форта «Кениг Виль­гельм», где находился наблюдательный пункт немецкого офицера, и отсюда стараемся оцепить возможности обороны местности пе­ред фортом. Глаз напрасно ищет скрытые подступы к форту. Далеко впереди прост­ранство, десятилетия тому назад расчищен­ное для обстрела и вновь очищенное в на­ши дни. Сейчас на скатах валов, на гласи­сах, на вынесенных вперед площадках, за рвами, недоступными для танков, установ­лены крупнокалиберные пулеметы и про­тивотанковые орудия. В глубине форта на площадках, некогда подготовленных для орудий крепостной артиллерии, стоят тя­желые минометы реактивного действия. Форт и ныне отличное противотанковое сооружение.

Менялись эпохи военного искусства, меня­лось вооружение, и ныне немцы, модерни­зируя старые форты, сохранив их назва­ния— «Фридрих дер Гроссе», «Кениг Виль­гельм» и другие, стремились укрепить свою оборону.

В Восточной Пруссии множество городов, деревень, поместий и хуторов. Находясь на выгодных для обороны высотах, они своим взаиморасположением дают возможность со­здавать огневые мешки и наносить фланго­вые удары.

Дома в приграничных районах Восточной Пруссии, стены домов, окна и особенно под­валы строились с расчетом быстрого приспо­собления их для обороны. Тысячи военных поселенцев, расположившихся у границы Восточной Пруссии, готовили свои хозяйст­ва к обороне. Правда, у немцев не оказалось сверхъестественных укреплений, не было валов многометровой высоты, подобных Китайской стене. Это была выдумка Геббель­са, рассчитанная на испуг военных диле­тантов. Но укрепления городов, крепостей, деревень, имений, сочетаясь с укрепления­ми долговременной полевой обороны, созда­ли в Восточной Пруссии мощную прегра­ду, на непреодолимость которой надеялись немцы.

Мы стоим на мосту в городе Дейч-Эйлау. Вокруг города и на улицах масса укрепле­ний, но наше внимание привлекает прежде всего маленький мост на перешейке двух больших озер посреди города. Мост подго­товлен к взрыву не только фугасом, но и авиабомбой в одну тонну. Если бы немцы успели его взорвать, Дейч-Эйлау стал бы недоступен для атаки танковым соедине­нием, которое здесь наступало. Через озе­ра, покрытые тонким льдом, танкисты не смогли бы пройти, им пришлось бы обхо­дить десятки километров вправо и влево, но там сплошные леса и болота. Если бы танковое соединение совершило еще более широкий маневр в обход этих препятствий, оно подставило бы фланг под удар со сто­роны привислинских крепостей. Так взрыв маленького моста на этой местности может повести к крупной неудаче наступления. Мы движемся дальше на север. На пути у города Мюлен протекает речушка. Дорога к ней идет между двух высот. Все это ка­жется незначительным условием для обо­роны и не бросается в глаза. Но подойдите ближе — широкая пойма реки заболочена, берега реки укреплены. Надо строить мост длиной более километра или любой ценой захватить мост на шоссе, не дав немцам его уничтожить. Но если перейти на противо­положный берег и всмотреться в хутор, рас­положенный неподалеку на высоте, у доро­ги, можно заметить маленький сарайчик. Сломайте запор, распахните ворота — и на вас глянет стальная амбразура огромного артиллерийского дота. Зайдите внутрь. При­боров наблюдения нет, но откройте затвор орудия, посмотрите через канал ствола, и вы увидите, что под огнем этого орудия находится долина реки, а главное — узкое длинное дефиле между высотами. Сюда же в дот тянутся провода фугаса, заложенного под мостом. Наступающие танки могут по­дойти к мосту через дефиле, но мост взле­тит на воздух перед головным танком. Ору­дие подожжет задний танк, и все они ока­жутся в западне. Если танки не пойдут колонной и выбросят вперед разведку, она будет остановлена и нужно будет вести затяжной бой. Озера, соединенные многочис­ленными реками и каналами, — это укреп­ления и естественные преграды, которыми Восточная Пруссия прикрыта, особенно с юга, со стороны Польши.

Угрозы с юга всегда опасался германский генеральный штаб. Еще до первой мировой войны немцы укрепили южную часть Во­сточной Пруссии. Немецкие генштабисты проводили здесь маневры, на которых ра­зыгрывали тактику обороны Восточной Прус­сии одновременно с востока и с юга. После первой мировой войны, когда образовался Данцигский коридор, были выстроены укреп­ления в Западной Пруссии фронтом на за­пад против Данцигского коридора. Во все времена укреплялся север Восточной Прус­сии — Поморье. Так укрепленная со всех сторон, Восточная Пруссия закрывала собой Померанию, нависая над Польшей. Мосты на Висле соединяли Восточную Пруссию с Померанией, некоторые из них были по­строены давно, некоторые строились до по­следнего момента, пока наши танкисты не прогнали немецких саперов. Наконец, ниж­нее течение Вислы от Данцигской бухты до Бромберга было прикрыто ожерельем кре­постей и тет-депонов, что превращало ниж­нее течение Вислы в исключительно силь­ный рубеж обороны.

Но все эти сооружения имели не только оборонительный характер. Громадные ка­зармы и склады, ремонтные заводы и ма­стерские рассчитаны на размещение, сна­ряжение и питание войсковых масс, неиз­меримо больших, чем это требовалось для обороны Восточной Пруссии. Железные дороги, особенно приграничные станции, их рельсовая сеть также показывают на под­готовку сосредоточения здесь крупнейших войсковых масс. Автострада и сеть шоссе подготовлены были для маневра этих войск, сеть аэродромов — для базирования масс авиации; порты в южном бассейне Балтий­ского моря готовились к обеспечению на­ступления морем.

Так в новых условиях Восточная Пруссия стала стратегическим плацдармом, еще бо­лее важным, чем раньше, плацдармом, от которого шли пути на восток: на Вильнюс — Минск, через «Смоленские ворота» к Моск­ве; на север — через Прибалтику, к Ленин­граду, на юг — на Варшаву. Так под розовыми идиллическими крышами из черепицы с гнездами аистов наверху плодились хищники, так жили они на ка­менных кладках средневековья, на железо­бетоне укреплений, на тупых традициях, культивировавшихся со времен средневе­ковья до наших дней.

Фашисты подготовились к нападению на Польшу, и один из главных ударов нанесли ей из Восточной Пруссии. На этих же обсаженных деревьями дорогах сосредоточились бронированные массы гер­манской армии, чтобы в июньскую ночь 1941 года с огнем, грохотом, криком дви­нуться на Москву и Ленинград. Немцам казалось, что они достигли своих вожделенных мечтаний. Уже в 1941 году германская печать пророчила Кенигсбергу роль нового центра «Великой Германии», которая будет простираться до Волги. От­сюда пошли колонизаторы, собиравшиеся осесть на землях СССР. Сюда, в Восточную Пруссию, гитлеровцы согнали пленных из многих стран. В первые годы войны Герма­ния стала страной рабовладельчества, Во­сточная Пруссия — важнейшим центром ра­боторговли.

Перед нами проходят длинной чередой не­вольники помещичьих имений и пленни­ки крупнейшего лагеря в районе Таннен­берга.

Полон горечи рассказ французского лейте­нанта Пьера Бешара. Как он попал в плен? В его взводе были танки Рено, двигавшие­ся со скоростью восемь километров в час. Всем танкистам было ясно, что на этих танках невозможно воевать, но генералы, предавшие Францию, напоминали, что эти танки в 1918 году победили германскую армию. Зловещее слово «предательство» про­неслось среди танкистов Франции. Под бом­бами Бешар отходил из-под Седана, потом с укреплений Мажино. Он блуждал по Ло­тарингии, бежал в Вогезы, там был схвачен и очутился в лагере у Танненберга. Сюда же попал сержант Жозеф Жермез, служив­ший в танковом полку у города Камбрэ. Не думали французы из Камбрэ, откуда нача­лось в первой мировой войне первое в исто­рии победоносное наступление танковых войск союзников, что через четверть века французские танкисты окажутся за колю­чей проволокой у Танненберга. Английский солдат Томас Джордж пять су­ток дрался в окружении у Дюнкера, был схвачен, и двадцать восемь суток его вели через всю Германию в Восточную Пруссию. Английский штурман А. Люкас сражался в Тобруке и у Бенгази. Он был взят в плен в море при высадке на берег в Греции. Из Италии пригнали его в Германию. В пути он пробовал бежать, был схвачен и в нака­зание сослан в лагерь, где содержались рус­ские военнопленные. Содрогаясь, вспоми­нает Люкас этот подземный лагерь. Тыся­чи, десятки тысяч французов, англичан, поляков сидели в казематах крепостей у Вислы. Часть из них была расстреляна. Уце­левших пригнали к Танненбергу. Самое тягостное воспоминание этих плен­ников связано с началом войны против СССР. Мимо лагеря у Танненберга мчались немецкие машины с надписью «Париж — Москва — Лондон». Немцы торжественно от­мечали первые свои победы, заявляли, что Россия будет покорена в один месяц. «Нам казалось, что боши будут господами мира,— признается   бывший учитель сержант Эрмо Ронс. — По их требованию, кроме двух мил­лионов пленных, из Франции пригнали в Германию еще миллион французских юно­шей. Казалось, нас ждало вечное порабо­щение».

Скорбна повесть девушек из нашей страны, которые сами себя называли невольницами. Они говорят о том, как преследовали их агенты врага, как они прятались от них в сараях, в погребах, в лесах, как немцы взя­ли заложниками их матерей, отцов и при­грозили смертью. Тогда пришлось идти в Германию. Долгие недели девушек везли в запертых вагонах для скота, пригнали в Данциг, потом в Восточную Пруссию на продажу в рабство.

На рынке разлучали сестер, подруг, земля­чек, чтобы одиночкам труднее было сопро­тивляться. Немцы на рынке спорили: каж­дый хотел получить самых молоденьких, даже подростков, они слабосильней, но их легче заставить покориться; старшие силь­ней, опытней, но строптивей. Чтобы не было спора, девушек разыгрывали в беспроиг­рышной лотерее, по десять марок за билет. Билет № 8 пал на документы пятнадцати­летней русской девочки Оли Онуфриевой. Довольный немец оглядел свой «выигрыш», взял документы Оли и поехал в фаэтоне. Оля бежала за ним двенадцать километров по раскаленному асфальту усовершенство­ванной немецкой дороги. Невольницам не разрешали встречаться, за­претили разговаривать. За стеной сарая у соседа-кулака умирал на соломе пленный красноармеец. Он попросил девушек спеть ему любимую песню. Девушки тихо пели, слезы катились из глаз, но немец-хозяин услышал песню и прогнал девушек из сарая.

Никогда не забудут девушки, как погиб пленный красноармеец Николай (фамилия его осталась неизвестна). Суд приговорил его к пожизненной каторге за незначитель­ную провинность. Хозяин-немец, помещик, остался недоволен решением суда, подал жалобу в  Берлин.  Николая приговорили к смерти   и   на   скотном дворе отрубили ему голову.

Перед нами в бараке военнопленных сидят только  что  освобожденные   русские  врачи: Пушкарев,  Гордеев,  Ржаницын, фельдшеры Пенкин,  Ракитин  и  многие  другие.  Взрос­лые  мужчины,   три года  тому  назад  силь­ные,  жизнерадостные, — плачут.  Человече­ское   сознание   не   вмещает   того, что   они рассказывают   о   лагере   военнопленных   у Танненберга, что пережили за долгие меся­цы  и годы. Им бросали дохлых лошадей и потешались   над   тем,   как люди, обезумев от голода, ели падаль. Пленным не давали пить. Но среди двора была огромная лужа, края ее  были пристреляны пулеметчиками со  сторожевых  вышек.  Люди  ради  глотка воды забывали о смерти и тут  же падали в  лужу,  скошенные  пулеметными  очередя­ми. Не погибших от голода добивали холо­дом. Бараки не отапливались, пленные спа­ли, согревая друг друга телами, ночью мно­гие умирали, у живых не было сил поднять­ся, они лежали рядом с трупами. Гитлеровская Германия стала каторгой для народов, Восточная Пруссия — одним из са­мых мрачных ее  застенков.  Люди,  согнан­ные   сюда   со   всей Европы, видели сквозь колючую ограду мрачное кирпичное здание, в  котором  стоял  огромный памятник  Гин­денбургу, стоял, точно каменный страж кон­центрационного   лагеря   «Восточная   Прус­сия».

Вскоре после начала войны с Советским Союзом в имения, хутора и города Восточ­ной Пруссии все чаще стали прибывать из­вещения: «В России отдал жизнь за фю­рера ваш муж... (сын... брат...)». Потом пронеслось над миром огненное, страшное для немцев слово — «Сталин­град».

— И мы поняли, — говорит пленный фран­цуз Этьен, — что нас освободят русские. У нас не было ни радио, ни карты СССР, но известия о каждом городе, освобожден­ном русскими, проникали через колючую проволоку в лагерь.

Сообщения Чрезвычайной комиссии о звер­ствах и об ответственности гитлеровцев по­падали в лагерь через новых пленных, их передавали из уст в уста, переписывали от руки и ночью листки вывешивали на стенах бараков. По тому, как остервенело срывали немцы эти листки, как лютовали в поисках тех, кто их расклеивал, видно было, что палачи не только ненавидят советских лю­дей, но и боятся их.

В имениях и хуторах немки прятали газе­ты от невольниц, прогоняли их от радио­приемников. Невольницы, видя с какой тре­вогой немки читали газеты, как они прини­кали к радиоприемникам, понимали, что победа Красной Армии недалека. Грозный вал наступления катился все бли­же и ближе к границам Германии и рань­ше всего достиг границы Восточной Прус­сии.

Пруссаки все еще не верили, что советские войска придут в их звериное логово, они надеялись на свою армию, на укрепления, на секретное оружие, обещанное Геббель­сом. Немцы шепотом передавали друг дру­гу, что после «Фау» № 1 (фергельтунг — возмездие) последуют «Фау» № 2, 3, 4, 5, 6 и эта полдюжина «возмездий» обрушится не только на Лондон, но и на Москву. На худой конец был детально, с немецкой аккуратностью, рассчитан план, как эваку­ироваться из Восточной Пруссии, как уйти от гибели. Всем немцам было приказано подготовиться к отправке, они заготовили себе длинные фургоны, на каждый из них повесили опознавательную бирку с обозна­чением района, откуда следует фургон, и указанием фамилии его хозяина. Предпола­галось, что все эти фургоны будут постро­ены в колонны, и, как на параде, в строю, каждый на своем месте, согласно бирке, по­следует в глубь Германии. Эсэсовцы запу­гивали население, с одной стороны, зверст­вами русских, с другой — угрозами своей расправы, если кто-либо из немцев не по­желает уйти вместе с отступающей ар­мией.

Грозные силы войны стучались теперь в ворота Восточной Пруссии, где вынашива­лись идеи тотальной, истребительной войны, идеи порабощения народов и господства не­мецкой расы.

Пути Великой Отечественной войны, став­шие, как ни в одной войне раньше, путя­ми истории, пересекли Восточную Пруссию. Могучие Вооруженные Силы Советского государства сосредоточились к январю 1945 го­да у границ Германии. Гитлеровское командование не предвидело размаха их действий, не знало, когда они начнутся, но понимало, что наступление советских войск неизбежно, и готовилось его отразить. Восточная Пруссия в стратегических пла­нах гитлеровского командования занимала свое особое и своеобразное место. Анализ расположения немецких войск перед совет­ским фронтом показывает, что крупнейшие группировки немецких дивизий находились на крайних флангах и на восточно-прусском плацдарме — около сорока пехотных диви­зий. Сосредоточивая мощную группировку против правого крыла нашей армии, гитле­ровцы рассчитывали остановить ее на укреп­лениях Восточной Пруссии, тем самым при­крыть Померанию и обезопасить здесь пути к Берлину. Одновременно они предполага­ли, что смогут с восточно-прусского плац­дарма, выгодно нависающего над Польшей, наносить удары на юг, во фланг нашим вой­скам, наступающим из района Варшавы на Берлин. Немцы считали, что чем глубже будут устремляться наши войска от Варша­вы на берлинском направлении, тем уязви­мее будет их правый фланг для ударов из Восточной  Пруссии.

Советской Армии в операции на восточно-прусском плацдарме необходимо было обес­печить успех удара от Варшавы на Бер­лин, не допустить переброски ни одной не­мецкой дивизии из Восточной Пруссии к Берлину; одновременно, уничтожив всю восточно-прусскую группировку гитлеров­цев, занять Восточную Пруссию и прорвать­ся в Померанию.

Предстояло фронтальным наступлением про­рвать немецкие укрепления. Долгие недели перед наступлением все — от командующе­го фронтом до рядового бойца — готовились к прорыву. Днем и ночью, боем и наблю­дением они изучали позицию врага, реког­носцировали местность.

Утро 13 января было позднее. После дол­гой ночи медленно светало. Тысячи орудий ударили раскаленным дробящим металлом по укреплениям врага. Дым артиллерийской стрельбы поплыл над передним краем. Вско­ре капризные ветры Балтийского моря при­гнали туман. Сливаясь с дымом, он стано­вился все плотнее, опускался все ниже и вскоре закрыл землю. Генерал-полковник Крылов находился в 800 метрах от перед­него края противника в расположении ба­тальона своей пехоты. Он видел, как она рядом с танками быстро и решительно под­нялась в атаку и скрылась в тумане. Отту­да из мглы доносилась непрерывная стрель­ба пулеметов и автоматов и глухие мягкие удары танковых пушек, звук которых скра­дывали башни. Потом по радио в блиндаж генерала начали поступать донесения на­ших танкистов: «видимость 500 метров», «видимость 300 метров», «видимость 200 мет­ров» и, наконец, «ведем огонь в упор». В тумане невозможны были действия нашей авиации. Она не могла появиться над по­лем боя и оказать помощь бросившейся в атаку пехоте. Все задачи разрушения укреп­лений, подавления и уничтожения техники и живой силы врага легли на артиллерию. Она вела массированный огонь по пристре­лянным заранее объектам, но видимость все ухудшалась, и артиллерия лишилась наблю­дения.

Наступление развернулось в невыгодных для 3-го Белорусского фронта условиях. Прервать начавшееся наступление обычно трудно, но возможно. Сейчас нельзя было этого делать, потому что далеко от Восточ­ной Пруссии, на юге Польши, у Сандомира, уже сражались войска маршала Конева. Со   дня   на   день должны были перейти в наступление войска маршалов Рокоссовско­го и Жукова, гигантское стратегическое наступление развертывалось на всем совет­ско-германском фронте от Балтики до Бу­дапешта, и войска генерала армии Черня­ховского даже в ухудшавшихся условиях выполняли свой долг.

В первые дни сказалась мощность немец­ких укреплений и особенно их массовость. Борьба за траншеи, за группы дотов, за на­селенные пункты, имения, хутора, отдель­ные дома и каменные сараи потребовала своеобразной тактики. Надо было децентра­лизовать силы, что усложняло управление ими, и без того трудное в сплошном тумане. Штабы дивизий максимально приблизились к войскам. Решающую роль стали играть мелкие комбинированные штурмовые груп­пы. В тумане наши бойцы и офицеры стре­мительно сближались с врагом, прорывались через пристрелянные рубежи, и на гигант­ском поле сражения шумел кровавый руко­пашный бой.

В первый день войска овладели только тре­мя траншеями, продвинулись всего на пол­тора километра. Во второй день войска усилили натиск, но немцы ввели в бой тан­ки и десятки раз бросались в контратаки. Их удары отразили полки наших тяжелых танков, самоходных орудий и бригады ис­требительной противотанковой артиллерии. Наша пехота, прикрытая ими, не только не дрогнула, не остановилась, а продолжала наступление; она продвинулась на два с по­ловиной километра. Третий день продол­жалось наступление при непрерывных контр­атаках врага, четвертый день продолжался героический штурм: десятую, двадцатую, тридцатую, сорок первую траншею пре­одолели войска армии генерал-полковника Н. И. Крылова. Взаимодействуя с ними на направлении главного удара, непрерывно и настойчиво штурмовали вражескую оборону войска левого крыла армии генерал-лейте­нанта И. И. Людникова. В прорыве современной обороны важен не только сам факт  продвижения  вперед, но и темп, которым оно совершается, темп, определяющий характер и успех операции. Прорыв с «прогрызанием», как он ни тру­ден, бывает неизбежен; важно, чтобы он совершился возможно быстрее. Чтобы этого добиться, в наступление было двинуто танковое соединение генерала Бур­дейного, но противник еще имел танки и артиллерию, и наши танкисты несли по­тери. За пять дней боев пройдено двадцать километров.

В другой операции эти двадцать километров означали бы прорыв всей тактической глу­бины обороны и выход на оперативный про­стор. Но в том-то и дело, что здесь на ке­нигсбергском направлении, за тактической зоной, не было оперативного простора. Пре­одолев одну полосу сопротивления, пройдя сорок первую траншею, надо было начинать все сначала. Укрепления тянулись до Ке­нигсберга и далее до Вислы, а в районе Кенигсберга еще усиливались. В глубоком раздумье сидел над картой ге­нерал армии Черняховский, его военное чутье и опыт подсказывали, что в сраже­нии кажущаяся иногда безвыходность по­ложения обманчива. Если наступление не дало решительных результатов там, где их ожидали, это еще не значит, что затрачен­ные усилия пропали даром. Мощные удары войск 3-го Белорусского фронта не могли не потрясти даже такую оборону, как не­мецкая оборона в Восточной Пруссии. Эти удары вели к успеху, но для его развития надо было найти новые пути. Действитель­но, армия генерал-полковника Крылова и левофланговые корпуса генерал-лейтенанта Людникова прорвали оборону и вклинились на двадцать километров в расположение противника, обнажили его фланг северной полосы своего наступления. Генерал Лед­ников, командовавший армией правее армии Крылова, доложил Черняховскому, что его левофланговые корпуса прорвали оборону противника. Напрашивалось решение раз­вивать наступление на новом направлении. Это    означало    сильное   изменение   плана операции. Танковые соединения Буткова и Бурдейного должны были теперь наступать не на запад, а сначала на север, и уже в глубине обороны противника повернуть на направление главного удара, вдоль Кенигс­бергского шоссе. Сумеют ли танкисты в этой крайне насыщенной обороне добыть себе свободу маневра или им придется также шаг за шагом преодолевать укрепления? Танкисты должны были решить успех, и командующий фронтом, сам в недавнем прошлом танкист, поставил им трудную, от­ветственную задачу. Соединение генерала Буткова развернулось и смело устремилось на север. Танкисты ударом во фланг смяли немецкие войска и, не задерживаясь, резко повернули на юго-запад. Они обошли силь­нейшие очаги немецкой обороны, прорва­лись в первый же день наступления на со­рок километров в глубину, форсировали реку Инстер и вышли западнее Инстербур­га. В ту же ночь генерал Бурдейный вывел свои танки из боевых порядков пехоты, ото­рвался от противника и, совершив тяжелый ночной марш, устремился за соединением Буткова.

Бои пехоты еще шли под Гумбинненом, а танкисты были уже западнее Инстербур­га. Танкисты перерезали дорогу на Кенигс­берг и нанесли удары, от которых затреща­ла немецкая оборона. Пал Гумбиннен, вслед за ним Инстербург. Танкисты добыли и вернули наступлению необходимый темп и сокрушительный характер боев на окруже­ние и уничтожение врага. Развивая успех, танковые соединения Буткова и Бурдейно­го вместе с подошедшей пехотой устреми­лись дальше на Кенигсберг. Как ни велик был успех 3-го Белорусского фронта, он еще не означал победы в Во­сточной Пруссии. Крепость Кенигсберг и укрепленный район вокруг нее могли еще долго сопротивляться.

Вслед за войсками 3-го Белорусского фрон­та с плацдармов на реке Нарев севернее Варшавы,   в  направлении  Пшасныш — Цеханув и Млава, перешли в наступление вой­ска 2-го Белорусского фронта. Здесь, как и на участке 3-го Белорусского фронта, враг оказывал упорное сопротивле­ние. На каждом километре шла ожесточен­ная борьба, но, разрушая укрепления врага артиллерией, уничтожая его в ближнем бою огнем автоматов, громя артиллерийские по­зиции танками, обходя сильно укреплен­ные объекты, войска маршала Рокоссовского прорвали немецкую оборону. В прорыв бы­ли введены танковые соединения генералов Панова, Фирсовича, Попова и Вольского. Были взяты Пшасныш, Цеханув, Млава и Млавский укрепленный район. Отсюда часть сил маршала Рокоссовского продолжала на­ступление на запад, крупные силы устреми­лись на северо-запад и потом все круче на север к южной границе Восточной Пруссии. Они стремительно двигались на север теми же полями, которыми тридцать лет тому назад шла армия Самсонова. История вообще, и военная в особенности, не терпит упрощенных сравнений. Ни один современный бой не похож на другой. Тем более каждая операция прошлых войн, имея некоторые черты, приложимые к современ­ным операциям, имеет еще больше черт, отличающих ее от современной операции. Действия войск маршала Рокоссовского раз­вернулись на Танненберг, но они несравни­мы с действиями войск армии Самсонова, потому что проводились в исторически иной обстановке, во исполнение совершенно ино­го, чем в 1914 году, стратегического плана. С точки зрения оперативной, действия этих войск несравнимы потому, что тогда вся территория от Варшавы до южной границы Восточной Пруссии находилась у России. Ныне, чтобы достичь южной границы Во­сточной Пруссии, надо было выиграть круп­нейшие сражения на реке Нарев, севернее Варшавы, на Мазовецкой равнине. Разгромив войска противника на Мазовец­кой равнине, овладев Млавой, войска 2-го Белорусского фронта обеспечили себе под­ход к южной границе  Восточной Пруссии.

Но это было только началом борьбы за ре­шение поставленных задач. От Мазурских озер и болот до Вислы, вдоль всей границы, на пути войск 2-го Белорусского фронта бы­ли сильнейшие укрепления на местности, которая считалась недоступной для дейст­вий крупных танковых масс. У немецкого командования был, несомненно, детально разработанный план обороны Восточной Пруссии. Немецкий военный историк Гре­нер писал: «Едва ли нашелся хотя бы один офицер генерального штаба, который в мир­ное время не занимался бы подробно про­блемой военной обороны Восточной Прус­сии».

Подходя к границе Восточной Пруссии, вой­ска Рокоссовского уже выиграли темп опе­рации. Танковые и механизированные со­единения стали обгонять свои пехотные части, устремляясь все быстрее вперед. Они оказались на фланге всей восточно-прусской группировки противника и угрожали ее ты­лам. Мы теперь точно знаем, что все штабы немецких корпусов, противостоявших вой­скам 2-го Белорусского фронта, бежали уже на третий день наступления. На четвертый день бежал штаб немецкой армии. Стреми­тельность, направленность, внезапность уда­ров принесли успех. Наши танкисты захва­тывали сильнейшие укрепления, не дав про­тивнику занять их своими резервами; они захватывали мосты, не дав возможности противнику их взорвать. Танкисты генерала Фирсовича совершали ночные марши при свете прожекторов. Это вводило немцев в заблуждение, а танкисты, освещая их позиции, сближались и били по врагу. Они подошли к обводу мариенбург­ских укреплений, не встретив сопротивле­ния, поймали полицейского и заставили его указать проход через укрепления.

Кавалерийские части 2-го Белорусского фронта под командованием генерала Осли­ковского ворвались в Алленштейн. Захватив железнодорожную станцию, они заставили немецкого диспетчера продолжать прием поездов и приняли из Кенигсберга 22 эшелона с немцами, спешившими укрыться в безопасное место от наступления 3-го Бело­русского фронта.

Рокоссовский выбил из рук немецкого ко­мандования в Восточной Пруссии управле­ние войсками. Летчик сбитого немецкого разведывательного самолета показал, что он был послан командованием искать свои вой­ска. Через час был сбит второй разведыва­тельный самолет, летевший с заданием — установить, где проходит передний край своей же обороны. Немецкие генералы уже не знали, где их войска, где их линия боев.

Все перемешалось. На фронте только одно­го соединения были взяты пленные четыр­надцати разных дивизий. Некоторое время еще действовал немецкий план обороны Восточной Пруссии с юга. Наши летчики донесли, что колонны глуби­ной в пятьдесят километров движутся из центра Восточной Пруссии на юг. Но было уже поздно. Пыталась атаковать наши части танковая дивизия «Великая Германия», но во встречном бою наши новейшие танки «ИС» подожгли и подбили тридцать восемь «тигров» и «пантер» и отбросили немецких танкистов на север. Переброска немецких резервов на юг лишь облегчила продвиже­ние войск 3-го Белорусского фронта и не остановила войска 2-го Белорусского фрон­та. Крупные силы маршала Рокоссовского уже развернулись на Мазовецкой равнине, обошли залитые в 1914 году кровью рус­ских солдат и проклятые ими Мазурские болота и неудержимо двигались на Обер­ландскую возвышенность на север — к бе­регам Балтики.

5-я гвардейская танковая армия генерала Вольского подходила к Найденбургу. Мо­жет быть, танкисты тогда и не вспомнили, что в Найденбурге некогда был штаб 2-й армии Самсонова, что впереди исторический Танненберг. Руководившие боями генералы Вольский и Гришин отдали по радио тан­кистам лаконичный приказ: «Овладеть Най­денбургом, Танненбергом, Остероде».

Там, где некогда армия Самсонова дралась и погибала без патронов, без хлеба, теперь наносили сокрушительный удар немцам мо­гучие   соединения   лучших в  мире  танков, самоходных   орудий,   гвардейских   миноме­тов. По тем полям, где увязали в песке рус­ские   солдаты,  промчалась   на   бронетранс­портерах, на автомашинах мотопехота. Там, где войска Самсонова шли без конных обо­зов,   теперь   действовали   машины,   моторы которых,    вместе    взятые,   обладали   мощ­ностью в полмиллиона лошадиных сил. Ими управляли советские бойцы. Там, где когда-то   царским   войскам не хватало снарядов, одно  только  советское  стрелковое  соедине­ние за короткое время обрушило на голову врага столько снарядов, что если бы их по­грузить    на    автомашины,    колонна   машин была   бы   длиной  в  четыреста  километров. Это наступала Советская Армия. Немцы   не   выдержали   удара   взаимодейст­вующих   в   одном   соединении   сильнейших боевых средств,  и потому бои были скоро­течные.  Найденбург  пытался сопротивлять­ся   нашей   атаке   с юга, но был обойден с востока, с запада и атакован с севера. Бой еще шел на улицах Найденбурга, а генерал Сахно   уже   выбросил   сильный  передовой отряд   на   Танненберг.   В   ночь,   совершив марш, танкисты передового отряда завязали бой.   Непроницаемый  туман  скрыл  сближе­ние, и бой стал ближним, в упор. Через час после начала боя полковник Омелистый пе­редал  в штаб  генералу  Сидоровичу  боевое донесение   о  том,   что   «части,   преодолевая упорное   сопротивление  противника,  в  7.00 21/1  1945 г.  подошли к Танненбергу.  Уда­ром с юго-востока, с северо-запада и с юга, сломив   сопротивление   противника,  нанеся ему  большие потери,  в  8.00 овладели Тан­ненбергом».     На   этом   историческом   поле танкисты   завоевали   своим   бригадам   имя «Танненбергских».

Вот они, холмистые поля у Танненберга. В утренней дымке выступают темные пят­на лесов, скрывающих многочисленные озе­ра   и   болота.   В прогалинах между лесами видна чешуя черепичных крыш. Серое небо бесформенными    тучами   низко   висит   над черными скелетами придорожных деревьев. Мы идем по улице этой старой небольшой деревни,   под  именем   которой   дважды   во­шли в историю кровавые сражения. Сколько раз  в  военной  академии  мы  видели  ее   на картах, сколько раз в тихих аудиториях на лекциях   профессоров   и  на  экзаменах  не­зримо   и   беззвучно    двигались  вокруг   нее войска.   Ныне   въявь и в третий раз поля Танненберга стали ареной исторических боев. Сейчас   над   каменными зданиями деревни воцарилась   мертвая   тишина.    Ночной  бой прокатился   далеко   на  запад.   Еще   свежи следы атаки наших танков  на разворочен­ной земле, разбитой технике врага, раздроб­ленных повозках его обозов. Над всем этим низко стелется дым догорающих домов. Де­ревни и поля вокруг стали огромным клад­бищем. Трупы фашистских офицеров и сол­дат  раскиданы  по  улицам  и  холмам.  Они лежат    у    памятника   немцам,   убитым   в 1914 году, ими полно кладбище на окраине деревни.   Кладбище  находилось  на  высоте, служившей   немцам   опорным   пунктом,   и потому   подверглось   артиллерийской  обра­ботке.   Общая   солдатская   могила   времен 1914  года  разрыта,  разворочена   снарядом, и   кости,   черепа, истлевшие солдатские бо­тинки валяются на дне огромной ямы. Здесь же лежат укрывшиеся от  обстрела и уби­тые   сегодня   ночью   фашистские  солдаты. Безусые арийцы в мундирах с орлом и сва­стикой на груди напрасно искали спасения от смерти в могиле, среди костей своих от­цов.  В страхе  прижимаясь к ним, глядя в черные пустые глазницы черепов, прокляли они тот день, когда началась война. Недалеко от Танненберга, на высоте, обса­женной  декоративными  кустами,  стоит  ка­мень   с    надписью,   извещающей, что здесь в  августе   1914 года  находился командный пункт Гинденбурга и Людендорфа. Это они вкупе с фашистами раздували новую войну, это  они  оставили своим ученикам,  генера­лам и молодому поколению немцев призыв к наступлению на славян, это они мечтали о тотальной истребительной войне, о новой славе Танненберга. Они получили войну на истребление и пришли к бесславию. У Тан­ненберга, среди безмолвия могил, шевелят­ся страницы древней истории и встают кар­тины битв первой мировой войны. На этом широчайшем поле раскрыты страницы исто­рии, свершившейся в наши дни. Немцы мечтали о победах, но сюда, в Восточную Пруссию, не они вернулись с победой, а при­шли  наши  армии.

В день, когда войска 3-го Белорусского фронта овладели Инстербургом и прорва­лись глубоко с востока к Кенигсбергу, вой­ска 2-го Белорусского фронта овладели го­родом Алленштейном и устремились к Эль­бингу. Захвачены были основные узлы коммуникаций. Парализован был маневр врага. Сжимались стальные тиски охвата восточно-прусской группировки. Возмож­ность окружения всей Восточной Пруссии стала реально близкой. В эти же дни к Бер­лину и к Померании, обходя Нижнюю Вис­лу, неудержимо шли войска 1-го Белорус­ского фронта, надежно прикрытые от уда­ров из Восточной Пруссии. Молнией пронеслась над Восточной Прус­сией весть о том, что русские прорвались. Гаулейтеры приказали немцам подготовить­ся к эвакуации. Приказано было уходить всем. Население предупредили, что сигнал к выезду будет дан по радио. Там, где не было радиоприемников, установили связь с помощью велосипедистов и конников. Нем­цы уложили вещи в фургоны и не отходили от радио, но оно молчало. Весть о приближении русских проникла в лагерь военнопленных. Она принесла зве­риный страх тюремщикам, радость и трево­гу заключенным. Пленные ждали освобож­дения и боялись смерти накануне прибли­жавшегося часа спасения. Им было известно, что перед приходом наших войск охрана лагеря или отходящие части СС всегда рас­стреливают пленных на месте или угоняют в   глубь   Германии,   а   это   тоже   означало смерть. Изможденные люди знали, что у них не хватит сил дойти, что их добьют по дороге или они умрут на морозе. Пленные вспоминали страшные картины расстрелов в Славуте, в Сувалках, в Умани, в Белосто­ке. Вспоминали, как тысячные колонны пленных, угнанные из лагеря, не доходили до другого, а исчезали навеки в придорож­ном лесу. Нервы людей были напряжены до предела.

Проходил день за днем, близилась к концу неделя. Пленные в лагере не знали, что творится на фронте, ждали свободы или смерти.

И вдруг пленные, пригнанные рыть тран­шеи, услышали отдаленный гул. В воздухе было тихо. Но гулом была полна земля. Он нарастал с каждым часом, как нарастает отдаленный гул океанского шквала, и наши люди приникли всем телом к земле, спра­шивая у нее, откуда идет этот гул, далеко ли от них бушует сражение. Весть об этом разнеслась по лагерю, и, таясь от охраны, поодиночке и группами пленные спуска­лись в траншеи: они искали участки, где яснее звучал гул борьбы, гул освобождения. К вечеру едва уловимый слухом, как вздо­хи отдаленной бури, возник в воздухе шум артиллерийской канонады. Он то усиливал­ся, то пропадал, и сердца людей то бились в радостной тревоге, то замирали в тоске. Люди вытягивали шеи, поднимались тайком на чердаки бараков и в самозабвении при­слушивались. Вскоре пленные увидели, как высоко-высоко в поднебесье прошли наши тяжелые бомбардировщики. Они быстро исчезли, а к вечеру вдалеке, по горизонту, поднялось зарево пожаров. Среди ночи охранники лагеря подняли всех военнопленных. Криком, ударами прикла­дов, штыками они выгнали их из бараков, построили в колонны, чтобы гнать на запад, за Вислу. «Все... Конец... Не дождались сво­боды». Над лагерем носился ветер, он гу­дел в колючей проволоке, сметал с крыш падающий снег. Впереди ждала гибель от штыка конвоира, смерть в снегу.

И вдруг, как молнии сквозь пелену снего­пада, во тьме пронеслись зарницы взрывов, сыграла «катюша». Грохот стрельбы стал слышен совсем близко, рядом, но не там, на востоке, откуда все ждали, а на юго-западе, позади лагеря. Это танкисты 2-го Белорус­ского фронта, совершая ночные марши, с боя­ми прорываясь к морю, окружали Восточ­ную Пруссию. В панике заметались охран­ники и в страхе бежали из лагеря. Вместе с ними мимо лагеря бежали с фронта не­мецкие части.

В ту же ночь страшный взрыв потряс окрестность. Тяжелые обломки камней па­дали, проламывая крыши бараков. Взорван­ный немцами, взлетел на воздух памятник Гинденбургу. Каменный страж концентра­ционного лагеря и всей тюрьмы «Восточная Пруссия» рассыпался в прах. Далеко в поле, за лагерем, появился огром­ный танк. Чей это танк — никто не знал. Никто из пленных никогда не видел такой грозной машины с непомерно длинным ору­дием; он мало походил на танки, которые красноармейцы видели в 1941—1942 годах. Но вот танк развернулся и тысячи пленных увидели в утреннем свете на башне совет­скую звезду.

Люди рванулись к колючей проволоке, они кидали поверх нее шинели, чтобы перелезть. Стена была высока, но порыв людей необъ­ятен, — подбегали все новые и новые сотни и тысячи, толпа прорвала колючую стену и кинулась навстречу танку. Пленные кри­чали, кидали в воздух рваные шапки, боль­ные ползли по снегу, обнимались, плакали. Тысячи изможденных людей окружили танк. «Нам некогда, товарищи, нас ждут другие, такие же, как вы!» — прокричал командир танка и умчался на север, к морю. Лагерь у Танненберга покидали десятки ты­сяч пленных: русские, французы, англича­не, поляки, чехи, американцы, сербы. Они покидали лагерь холода, смерти. Они прохо­дили, стуча колодками деревянных башма­ков по каменным плитам взорванного па­мятника Гинденбургу.

В дни, когда танкисты генерала Вольского и пехотинцы генералов Федюнинского и Гу­сева стремились с юга на север к Эльбингу, к Данцигской бухте, туда же с востока бе­жали   немецкие   дивизии.    Было  ясно,  что восточно-прусская  группировка  противника терпит поражение,  что  Восточная  Пруссия будет занята нашими войсками, но фашист­ское   командование все еще пыталось уйти от   катастрофы,  сохранить за собой полосу вдоль моря, по которой проходит автостра­да Кенигсберг — Эльбинг. Здесь окончатель­но решалось: либо войска 2-го Белорусско­го фронта выйдут к морю, отсекут пути из Восточной   Пруссии,   либо  немцам удастся удержать сообщение с Померанией и Дан­цигом, откуда уже торопились резервы Гит­лера, отряды морской пехоты, и тогда борь­ба примет затяжной характер. Более недели танкисты генерала Вольского, Сахно,    Малахова,   полковника   Михайлова недосыпали и не  отдыхали.  Почти все  эти дни  пурга — частый  гость  балтийских про­сторов — заметала дороги. По сугробам шли только танки, автотранспорт отставал, горю­чее,   снаряды   подвозили, пробиваясь через снежные заносы, порой продвигаясь по 5— 6 километров в час. На пути к морю перед танкистами вставали не только враги, но и природа и собственная нечеловеческая уста­лость. Все преодолевая, охваченные неудер­жимым   порывом — вперед,   к   морю,   тан­кисты с боями перехватывали одну колонну гитлеровцев за другой.

Спустя десять суток после первых ударов на реке Нарев войска Рокоссовского про­рвались к берегу Балтийского моря. Совет­ские танкисты ворвались первыми в логово фашистского зверя и изнутри заперли Во­сточную Пруссию.

Немцы теперь уже не могли проскочить раньше нас за Вислу и стремились пробить­ся силой. Они свели вместе четыре пехот­ные дивизии, одну танковую, назвали эту группу первым эшелоном прорыва, подгото­вили к удару последующие эшелоны и пере­шли   в   наступление на запад, на Эльбинг.

Соединение генерала Вольского в это вре­мя штурмовало Эльбинг, наступая фронтом на запад. Немцы грозили, ударив в тыл тан­кистам, прорваться к гарнизону Эльбинга. Танкисты приняли бой с перевернутым фронтом. Часть их, руководимая генерала­ми Заевым, Малаховым, полковником Поко­ловым, штурмовала Эльбинг, другая часть под руководством генералов Синенко, Сах­но сражалась фронтом на восток. Танковое соединение одновременно стало и молотом и наковальней. День за днем шла ожесто­ченная борьба. Пятнадцать суток танкисты ни на один день не выходили из боя. Уси­лились метель и мороз. Люди цепенели от холода и усталости. А фашистские полки вал за валом накатывались на танковый барьер. Ночами и в метель они проникали в глубину наших боевых порядков, добира­ясь иногда до штабов. Казалось, вот-вот прорвутся немцы и уйдут в Померанию. Но день за днем их цепи разбивались о наш стальной волнорез.

Войска 2-го Белорусского фронта отбрасы­вали противника на восток, войска 3-го Бе­лорусского фронта наносили ему удары с востока. Те, кто спасся под Кенигсбергом, были уничтожены или взяты в плен перед Эльбингом.

Нашими войсками были пленены не только бежавшие солдаты-одиночки, но и сопротив­ляющиеся полки. На пехоту генерала Фе­дюнинского и танкистов генерала Фирсови­ча натолкнулась немецкая пехотная диви­зия и была разбита. Командир 391-го полка этой дивизии Ганс Клаузен сидит на допро­се перед генералом Федюнинским. Допрос идет в кабинете прусского помещика. На Ганса Клаузена смотрят с портретов Фрид­рих II, Гинденбург и Гитлер. Пленный полковник еще полон самоуверен­ности. Он заявляет, что попал в плен слу­чайно, что его полк еще боеспособен и про­рвется на Эльбинг. Генерал Федюнинский приказывает построить весь немецкий 391-й полк, включая артиллерию и обозы, и пред­лагает командиру полка самому вести своих людей в тыловой лагерь для пленных. Не­мецкий полковник никнет головой и отка­зывается предстать перед строем своего полка.

Войска 2-го Белорусского фронта, частью сил завершив окружение, пресекли попыт­ки противника прорваться за Вислу, одно­временно крупными силами форсировали эту реку, вошли в Померанию и снова про­рвались к морю у Кезлина, завершив окру­жение новой крупной группировки против­ника у Данцига. Этими действиями было еще надежней обеспечено окружение восточ­но-прусской группировки. Прорываться ей было уже некуда. Ударив из «кенигсберг­ского котла», она попала бы в «Данциг­ский». Некоторое время эти «котлы» бла­годаря косе еще сообщались между собой, но вскоре сокрушительным ударом войска 2-го Белорусского фронта овладели Данци­гом. Теперь между кенигсбергской группи­ровкой противника и ближайшей террито­рией, еще занятой немецкими войсками за Одером, оказалось пространство в сотни ки­лометров.

Опыт Великой Отечественной войны учит, что операция уничтожения окруженного врага требует искусства и больших усилий. Перед маршалом Василевским, руководив­шим операциями в Восточной Пруссии, за­дача была тем более трудной потому, что окруженная группировка насчитывала де­сятки дивизий, опиралась на города и укреп­ления, на крепость Кенигсберг. Полное уничтожение окруженной восточно-прусской группировки было завершено в три этапа.

Сначала были отсечены все войска, находив­шиеся юго-западнее Кенигсберга, и прижа­ты к заливу Фришес-Хафф. Опираясь флан­гами в залив, шаг за шагом сжималась ог­ненная подкова советских войск. На каждом шагу гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Они пытались увезти через залив свои шта­бы и офицерский состав и, чтобы выиграть время, гнали солдат в контратаки, на вер­ную гибель.

Это были дни полной распутицы. Наши войска наступали по глубокой грязи, форси­ровали болота, разлившиеся реки и прибли­зились к заливу. Наша артиллерия и авиа­ция создали на берегу кромешный ад. Спа­сая свои шкуры, фашистские офицеры ночью взорвали прибрежную дамбу. Воды залива затопили местность, еще занятую немецки­ми войсками. Тысячи немцев, особенно ра­неных, утонули, тысячи добрались до наших войск и подняли руки. Наши танки, обойдя район затопления, прорвались к берегу, би­ли отсюда по баржам и пароходам, на кото­рых немцы пытались перебраться на косу и в Кенигсберг; баржи и пароходы горели. В грандиозном побоище на берегу залива с 13 по 29 марта были убиты тысячи и взя­то в плен свыше 50 тысяч немцев, захва­чено 605 танков и самоходных орудий и свыше 3500 полевых орудий. Последовал второй этап уничтожения про­тивника в Восточной Пруссии. Войска 3-го Белорусского фронта перегруппировались для штурма Кенигсберга. У гарнизона кре­пости было достаточно времени, чтобы под­готовиться к обороне. К сильнейшим кре­постным сооружениям до последнего дня прибавлялись новые. Их строили десятки тысяч пленных, саперы и фольксштурмисты. Фашисты заявили населению, что сделают укрепления неприступными. Гаулейтер Во­сточной Пруссии пресловутый Эрих Кох приказал построить новый аэродром в чер­те самого города.

Всесторонняя подготовка наших войск пред­шествовала штурму крепости Кенигсберг. Укрепления вокруг были разведаны с возду­ха, изучены по планам, путем наблюдения и по опросам жителей и пленных. Войска использовали для тренировки уже захваченные противотанковые рвы, доты и траншеи. Был построен точный макет Ке­нигсберга, и командиры, от генералов до лейтенантов, изучали улицы, форты, все крупные объекты штурма. Войска осваи­вали тактику уличных боев. Они были раз­делены    на    штурмовые   батальоны,   роты, группы,   в которые входили пехота, танки, артиллерия,  саперы.

Одновременно шла грандиозная подготовка сокрушения в целом всей обороны Кенигс­берга ударами артиллерии и авиации. Ты­сячи орудий и самолетов сосредоточились под Кенигсбергом. Войска ждали ясной по­годы. Наконец она установилась. Солнце и ветер просушили землю, прогнали тучи, очистили землю и воздух для небывалой в природе страшной грозы. Войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление. Танкисты рассекали оборону вдоль улиц и площадей. Пехота и артил­лерия, уничтожая немцев, очищали улицу за улицей, квартал за кварталом. Штурмо­вые батальоны пробивались в глубь города, смело оставляли за собой еще сопротивляв­шиеся форты и сильные очаги обороны, ко­торыми овладевали последующие эшелоны. На третьи сутки генерал Галицкий и ге­нерал Белобородов по телефону договори­лись прекратить артиллерийско-минометный огонь, потому что их войска, наступавшие с юга и северо-запада, сблизились настолько, что могли поразить друг друга. Последние очаги немецкой обороны были взяты в ру­копашном бою.

Историки подробно расскажут о классиче­ском штурме Кенигсберга. Они оценят ре­шающую роль нашей артиллерии и авиации, в чьих ударах проявилась поистине косми­ческая сила.

Мы знаем разрушение городов и капиту­ляцию немецких гарнизонов, когда неделя­ми длилась борьба и день за днем в бою разрушались дома, уничтожался враг. У Кенигсберга невиданная даже в условиях современной войны разрушительная сила тысяч орудий, тысяч самолетов была со­брана воедино и обрушилась на гитлеровцев в сжатые до предела сроки, и потому ее действие было подобно стихии, напоминало землетрясение.

Воздействие этих сил было невыносимо для врага: все гибнет, рушится, спасения нет ни в щелях, ни в подвалах, ни в железобетонных бункерах. Немцев обуяло безумие. Многие сошли с ума в буквальном смысле. В этом горящем пекле, в дыму, в пыли, в раскаленной духоте, у дьявольских костров горящих зданий наши бойцы атаковали гит­леровцев, и они стали сдаваться в плен ты­сячами.

Весь Кенигсберг был объят пламенем. Днем горы дымных облаков, толкаемые взрывами с земли, громоздились к небу, скрывали солнце, ночью пламя озаряло небосклон... Гарнизон во главе с комендантом и подчи­ненным ему генералитетом капитулировал. И вот они предстали на допросе: дравший­ся против нас с первого дня войны, увешан­ный железными крестами командир дивизии генерал-майор Хенле, инспектор всех обо­ронительных работ в Восточной Пруссии генерал-лейтенант Микош (инженер-сапер по образованию, он командовал танковой дивизией и потому полагал, что сочетание знаний сапера и танкиста поможет ему по­строить оборону, недоступную не только для пехоты, но и для танков) и, наконец, сам комендант Кенигсберга генерал Ляш, судь­ба которого отражает судьбу Восточной Пруссии.

Безусым лейтенантом тридцать с лишним лет назад участвовал Отто Ляш в составе 1-й кавалерийской дивизии в битве у Тан­ненберга. Все три десятилетия готовился Ляш к новой войне. Он достиг поста коман­дующего восточно-прусским военным окру­гом. Он жил здесь же, в прусском городке Морунгене. Свою семью, свою вотчину он собирался защищать, как только мог. Ляш воевал под Ленинградом, успел бежать из-под Львова и был назначен как испытан­ный в боях командир, отлично знающий восточно-прусский театр военных действий, комендантом Кенигсберга. Генерал-майор Хенле показывает, что фронт его дивизии был прорван северо-восточнее Кенигсберга. Неудачу обороны он объясня­ет тем, что опоздал контратаковать русских. Генерал-лейтенант Микош винит во всем гаулейтеров, которые вторгались в его функции. Генерал Ляш подтверждает, что в пер­вый же день боя была прервана связь меж­ду Кенигсбергом и Земландским полуостро­вом, где находился штаб армии, которому Ляш подчинен. Связь прервалась между ди­визиями в Кенигсберге, и он не мог руко­водить боем.

Убоги объяснения тех генералов, не поняв­ших природы и меры вещей! Прижатые во­енными аргументами советского генерала, ведущего допрос, они соглашаются, что контратаки не спасли бы дивизию Хенле, что укреплений у Микоша было достаточно, что если бы у генерала Ляша и не наруша­лась связь со штабом армии, ничто бы не изменилось, войска Земландского полуостро­ва бессильны были хоть чем-нибудь помочь Кенигсбергу. И под конец они согласились, что удара Советской Армии нельзя было предотвратить, против него нельзя было устоять. Они теперь поняли, что Восточная Пруссия и вся гитлеровская Германия были в этой войне обречены на поражение.

М.  Г. БРАГИН, писатель

*^(А13   Очерк впервые опубликован в 1945 году в газе­те «Правда».

*^(А6    Гласис — земляная    насыпь    перед    наружным рвом.

(С)  Разработка проекта и дизайн Будаева А. В.   При использовании информации, полученной с сайта, ссылка на него обязательна.