Публикации о Восточно-Прусской операции и штурме Кенигсберга.
В. Н. Балязин
"Штурм Кенигсберга"
Глава 2
Кенигсберг — город-крепость
Семьсот лет существовал Кенигсберг и на протяжении всех семисот лет из поколения в поколение совершенствовал свою оборонительную систему.
Старое разбойничье гнездо германских баронов, воздвигнутое псами-рыцарями у границ Русского государства, с самого начала предназначалось ими для грабительских походов на Восток. История Кенигсберга была историей преступлений германских милитаристов, и вот сейчас наступил час расплаты.
Блокированный советскими войсками Кенигсберг обороняли четыре полнокровные пехотные дивизии и несколько отдельных пол-ков (пехотные, охранные и фольксштурма). Гарнизон крепости насчитывал около 130 тыс. человек, до 4 тыс. орудий и минометов и около 100 танков и штурмовых орудий. Гарнизон поддерживали с воздуха 170 самолетов с аэродромов на Земландском полуострове.
Пока солдаты и офицеры кенигсбергского гарнизона приходили в себя после беспрерывных трехнедельных боев, военные заво ды города чинили, латали и красили обгорелую, продырявленную, изношенную военную технику, заполнившую огромный город от края до края.
Изрешеченные пулями «юнкерсы», «фокке-вульфы» и «мессершмитты» заклёпывались и заваривались в десяти цехах авиационного завода. В пустые алюминиевые фюзеляжи самолетов ставили новые моторы кенигсбергских заводов фирмы «Даймлер-Бенц», с заводов боеприпасов «Понарт» и «Остланд» на позиции немецких войск каждую ночь тягачи подтаскивали снаряды, патроны и мины. На разрушенном комбинате «Остверке» 2000 военнопленных и узников концлагерей под дулами автоматов ремонтировали разбитое артиллерийское вооружение, а на заводе железобетонных конструкций миллиардера Альфреда Тиссена из обломков рельсов и огромных тавровых балок изготовлялись сотни противотанковых надолб.
Гарнизон города был настроен весьма решительно. Даже пленные немцы, с которых беспрерывные поражения последних лет сбили изрядную долю спеси, снова стали задирать голову. Взятый в плен командир артиллерии 9-го армейского корпуса полковник Бейзе с наглой самоуверенностью заявил: «22 января 1758 года не повторится — Кенигсберг не сдадим». В этом заявлении интересным было только то, что немцы не забыли памятного дня, когда русские полки с развернутыми знаменами входили в поверженный Кенигсберг.
А теперь новая русская армия, во много раз сильнее, чем двести лет назад, стояла под стенами Кенигсберга.
Город лихорадочно готовился к обороне. Долгие годы Кенигсберг был разбойничьим гнездом германских милитаристов, расположенным у границы с Россией. В стенах его фортов и казарм веками вынашивались бредовые планы походов на Восток. Кенигсберг был одним из важнейших центров Германии по подготовке агрессии против СССР и развязывании ее в июне 1941 года. В первые годы войны через Кенигсберг проходили бесчисленные эшелоны с награбленным в Советском Союзе добром, с угнанными в неволю советскими гражданами.
Под тяжестью совершенных преступлений зтот огромный, сильно укрепленный город день и ночь готовился к отражению штурма.
* * *
В маленьком восточно-прусском городке Лабиау, раскинувшемся в трех километрах от залива Куриш-Гаф, стоял старый рыцарский замок. Вот уже около месяца в многочисленных комнатах и залах замка более ста советских солдат и офицеров занимались необыкновенным в условиях войны делом — строили игрушечный город. Созданный умелыми руками столяров, художников и топографов, игрушечный город занимал площадь всего 36 кв. м и размещался в одной комнате. (Действительная же площадь Кенигсберга составляла 200 кв. км.)
В игрушечном городе на семи невысоких холмах располагались крошечные сады и дома, церкви и военные заводы, улицы и площади. Семь мостов, каждый из которых был чуть больше обыкновенной спички, перекинулись через узкую полоску реки, разделяющую город на две примерно равные части. И хотя его площади и переулки были очень малы, а домики предместий, окруженные яблоневыми садами, едва заметны, внимательно присмотревшись к пестрой путанице бесчисленных улиц, можно было увидеть, что этот город живет необычной жизнью. Каждый день менялось лицо игрушечного города, изрытое оспинами бомб и покрытое сыпью минных полей. Каждое утро его улицы перегораживали новые деревянные барьерчики, и это значило, что там, в настоящем городе, на улицах построили новые баррикады.
Каждое утро на светлых лентах дорог, бегущих в игрушечный город, и на зеленых пятнах парков и стадионов художники рисовали серые пунктирные линии, опоясывавшие все его предместья, и это значило, что там, в настоящем городе, за прошедшую ночь выросли новые «зубы дракона» — толстые, бетонные надолбы, способные остановить любую танковую атаку.
А если мастера перекрашивали какой-нибудь дом в коричневый цвет — это значило, что в настоящем городе во время ночного налета сгорел дом. Создавалась новая огневая точка — и тотчас на макете появлялось ее условное обозначение. Изменялся вид настоящего города, и через несколько часов менялся вид его миниатюрного двойника.
И когда наконец все выявленные оборонительные сооружения и замеченные разведкой огневые средства противника были обозначены на макете, его перевезли в кабинет командующего 3-м Белорусским фронтом.
Так в кабинете маршала А. М. Василевского между длинными столами, заваленными грудами бумаг и рулонами топографических карт, появился большой игрушечный город — точная копия окруженного Кенигсберга. Возле макета офицеры и генералы серьезно и внимательно осматривали мельчайшие детали города. У стен маленького Кенигсберга побывали все командиры подразделений, сдавая экзамен генералам штаба фронта.
К началу апреля все было готово: каждый командир соединения и части знал свой собственный маневр, действия ближайшего соседа и общий замысел командования — взять Кенигсберг звездным штурмом, нанося одновременные удары с восьми сторон, овладеть городом с наименьшими потерями и в самый короткий срок.
Решение взять Кенигсберг звездным штурмом пришло не случайно. Огромный военный опыт, накопленный советскими генералами и офицерами за время Великой Отечественной войны, подсказал наиболее правильный путь для решения поставленной перед ними задачи.
Большой сильно укрепленный город, имеющий в системе обороны три концентрические укрепленные позиции, мог быть взят только решительным штурмом, начатым одновременно со всех сторон. Если бы атака на го род велась только с одной стороны, противник мог бы оказать большее сопротивлении, чем при звездном штурме. Кроме того, при звездном штурме исключалась всякая возможность прорыва даже малой части окруженных немецких войск для соединения с Земландской группировкой. Выбор времени штурма также не был случайным. Начало штурма Кенигсберга зависело от того, как скоро разгромят советские войска хейльсбергскую группировку противника. Наши соединения, стоявшие под Кенигсбергом, были готовы к штурму города уже к середине марта, но хайльсбергская группировка еще не была разгромлена, и поэтому начало штурма откладывалось.
Как только войска генералов Н. И. Гусева, Н. И. Крылова, А. А. Лучинского и П. Г. Чанчибадзе сбросили противника в море и очистили от врага юго-западную часть Восточной Пруссии, подавляющая часть танковых и артиллерийских частей, имевшихся в их распоряжении, была переброшена к Кенигсбергу.
Гарнизон Кенигсберга после падения Хайлигенбайля — последнего опорного пункта Хайльсбергского укрепленного района — ждал начала общей атаки с минуты на минуту, и поэтому все усилия жителей города и его гарнизона были направлены на то, чтобы оборонительные работы в Кенигсберге шли полным ходом.
К началу Восточно-Прусской операции оборонительная система Кенигсберга включала внешний оборонительный обвод и три позиции. Внешний оборонительный обвод севернее и южнее города был прорван советскими войсками еще в мартовских боях. Сам Кенигсберг представлял собою причудливую картину, в которой затейливо переплетались оборонительные сооружения различных эпох и стилей. Рядом со старым предмостным укреплением XIV века выглядывал из-под земли бетонный колпак усовершенствованного наблюдательного пункта; на колокольнях старинных церквей стояли стереотрубы заводов Цейсса, а врытые в землю форты, построенные в середине прошлого века, были окружены оголенными электрическими проводами, переплетенными многорядной колючей проволокой.
Разрушенные во время бомбежки дома перемещали на проезжую часть улицы, перегораживая таким образом дорогу высоким завалом из битого кирпича и горелого железа. В уцелевших домах спешно закладывали кирпичом окна, оставляя лишь узкие амбразуры, в подвалах усиливали потолочные перекрытия, устанавливая клети из толстых бревен, очень напоминающие крепления в шахтах.
Все мужчины, способные держать оружие, получили его; остальные жители, за исключением совершенных инвалидов, дряхлых стариков и маленьких детей, были брошены на оборонительные работы.
К началу марта вокруг города были выкопаны противотанковые рвы, общая длина которых превышала 50 км. Десятки тысяч мин и фугасов стояли перед противотанковыми рвами и тщательно замаскированными волчьими ямами. Врытые в землю бревна, многотонные глыбы гранита и железобетонные надолбы наглухо закрывали город от угрозы вторжения танков. Четыре ряда окопов с блиндажами в три и четыре наката, обнесенные густыми рядами натянутой на колья колючей проволоки, и круглые двухметровые витки колючей проволочной «спирали Бруно» должны были остановить продвижение пехоты.
Немецко-фашистское командование надеялось, что, запутавшись в проволоке, заблудившись на минных полях, попав под кинжальный огонь пулеметов, советские пехотинцы не смогут пройти вперед... А если даже они и пройдут все полевые преграды первой оборонительной позиции, то их встретят шквальным огнем крепостных батарей долговременные оборонительные сооружения — большие форты, известные под названием «ночная рубашка Кенигсберга». Пятнадцать врытых в землю каменных исполинов тесным кольцом окружали окраины Кенигсберга. Все форты были связаны между собой окружной дорогой, по которой могли перебрасываться боеприпасы и подкрепления. Большие форты Кенигсберга справедливо считались первоклассными оборонительными сооружениями. Созданные около 80 лет назад, они непрестанно видоизменялись и совершенствовались. К весне 1945 г. почти каждый форт имел свою собственную электростанцию, свой госпиталь, свои склады продовольствия и боеприпасов. В глубоких подвалах больших фортов могла отсидеться целая армия, более 100 пулеметов и 49 артиллерийских батарей было всажено в их каменную утробу. Никакие бомбы не могли пробить горы земли, насыпанные на их крыши; орудия фортов посылали трехсоткилограммовые снаряды на дальность тридцать километров, а 15 самых крупных пушек могли вести огонь однотонными снарядами на 40 км.
Город мог спокойно спать, пока не было пробито каменное кольцо больших фортов и пока более пяти тысяч стрелков, пулеметчиков и артиллеристов стояли у бойниц и амбразур «ночной рубашки Кенигсберга»...
Однако город не спал. Подгоняемые фашистами, жители день и ночь рыли землю, валили деревья и строили баррикады во всех 862 кварталах города. Во время бомбежек они отлеживались на дне вырытых ими окопов, а затем вновь брались за ломы и лопаты. Особенно интенсивные работы шли на второй оборонительной позиции, которая опоясывала окраины города и кроме обычных полевых укреплений и нескольких сотен дотов включала в себя дома и заводы, специально приспособленные для обороны.
Однако и вторая позиция — это еще не все... В пяти километрах от нее, вокруг центра города, на лесистых склонах Литовского вала громоздились кирпичные бастионы девяти фортов третьей позиции, или, как ее называли, — внутреннего оборонительного обвода.
Построенные около ста лет назад на месте старых городских стен, эти форты еще представляли собою довольно грозную силу. Они образовывали замкнутое кольцо, окруженное по внешней стороне глубоким рвом с отвесными земляными краями. К воротам фортов были переброшены мосты, впереди которых, как правило, высились толстостенные кирпичные капониры. А внутри круга, образованного укреплениями Литовского вала, плотно прижавшись друг к другу, стояли многоэтажные дома центральной части огромного города. Домов — сотни, и каждый дом — крепость.
В самой середине Кенигсберга на высоком берегу реки Прегель, цепляясь шпилем за облака, вонзалась в небо девяностометровая башня королевского замка — центра Кенигсбергского внутреннего оборонительного обвода, старой цитадели Восточной Пруссии. Таким был Кенигсберг накануне штурма.
Советское командование прекрасно знало это. Составленная штабом 3-го Белорусского фронта сводка сухим языком цифр рассказывала о самых сокровенных тайнах окруженного города, раскрытых советскими наблюдателями, разведчиками и летчиками.
Гарнизон Кенигсберга по особому приказу Гитлера был укомплектован, как правило, уроженцами Восточной Пруссии. В городе военный психоз и ожидание штурма к апрелю 1945 г. достигли предела. Даже стены кенигсбергских домов испуганно кричали, предупреждали, требовали. «Свет — твоя смерть» — предупреждала одна черная надпись, «Песок и вода — первая помощь» — советовала другая.
«Мы никогда не капитулируем», «22 января 1758 года не повторится» — наперебой уверяли напуганных жителей плакаты, газеты и листовки осажденного города. Чуть ли не каждый день по местному радио выступал истерично кричащий «фюрер Кенигсберга» Вагнер. Он призывал солдат к тому, чтобы они «сражались, как краснокожие индейцы, боролись, как львы». Вагнер прославлял «героев обороны», а после его выступления диктор читал длинные списки расстрелянных дезертиров. Газеты печатали портреты мальчишек из «Гитлерюгенда», награжденных железными крестами, а в то же время патрули эсэсовцев следили за тем, чтобы все пулеметные площадки были обнесены колючей проволокой и имели выход только по направлению к своему КП для того, чтобы помешать пулеметчикам сдаться в плен. Солдаты и офицеры гарнизона давали устные и письменные обещания, заверения и клятвы. Они клялись, что никакая сила не заставит их отойти с занимаемых позиций, и заверяли, что Кенигсберг никогда не будет занят большевиками. Один из немецких перебежчиков Герберт Криббен, обер-ефрейтор 95-й пехотной дивизии, показал, что им было подписано такое обязательство: «Я обязуюсь отсюда не отступать. Мне известно, что если я отойду без приказа, то буду расстрелян за трусость, а моя семья будет лишена государственной поддержки».
Другие пленные рассказывали, что эсэсовцы каждый день расстреливали дезертиров у здания Северного вокзала и затем подвешивали их за ноги, вниз головой, не разрешая вынимать из петли по нескольку дней. Списки казненных ежедневно публиковались в газете «Кенигсбергер цайтунг», и ежедневно командиры взводов обязаны были читать их от начала до конца перед строем своих подразделений.
Мужчины призывного возраста, оставшиеся после всех тотальных мобилизаций, направлялись в отряды «альарм» — роты тревоги, резервные части гарнизона. Остальные мужчины в возрасте от 16 до 60 лет забирались в отряды «фольксштурма»—так называемого «народного ополчения».
Выступавший по радио Вагнер призывал, заклинал и требовал. Он требовал одного — во что бы то ни стало удержать город, а выступавшие вслед за ним генералы обещали, что фюрер даст Кенигсбергу новое, секретное оружие сокрушительной силы.
Но пока что оружия не было. По улицам города маршировали седые, беззубые фолькс-штурмисты, громко распевая бодрые солдатские песни о великой Германии и победоносной германской армии. А в их мозгах назойливо крутились слова крамольной песенки, придуманной каким-то отчаянным остряком : «Вир альте Аффеи — зинд нойе Ваффен», что означало: «Мы, старые обезьяны, являемся новым оружием!».
Со стен кенигсбергских домов на них смотрели черные силуэты вражеских лазутчиков в широкополых шляпах, с поднятыми вверх воротниками... Короткая подпись «ПСТ» призывала к осторожности и молчанию...
Кенигсберг готовился к отражению штурма, Советская Армия еще более напряженно и деятельно готовилась к последнему, решительному удару. Дни и ночи вокруг Кенигсберга кипела невидимая для врага упорная, настойчивая работа сотен тысяч советских солдат и офицеров.
Наземная и воздушная разведка выявляла и фиксировала расположение огневых точек противника. Тысячи глаз корректировщиков, разведчиков и наблюдателей со всех сторон следили за городом. Бинокли и стереотрубы с сотен наблюдательных пунктов были направлены туда, где зажатый тремя полосами оборонительных сооружений и охваченный железным кольцом советских дивизий глухо шумел блокированный город. Над ним свистели снаряды и бомбы, громко стучали пулеметы штурмовиков и истребителей и бесшумно двигались затворы фотокамер, производивших аэрофотосъемку города. Эту съемку вели три специально выделенных авиационных полка, используя каждый час летной погоды.
День за днем новые и новые объекты противника наносились в советских штабах на карты и планы окруженного Кенигсберга. Все более точными и полными становились эти сведения, все меньше «сюрпризов» оставалось в распоряжении противника. И наконец наступил день, когда перед командирами корпусов, дивизий, бригад и полков лежала подробная карта Кенигсберга, испещренная сотнями надписей, цифр и знаков. Теперь каждый командир точно представлял себе тот район города, где несколько дней спустя придется вести бои его части или подразделению.
Между тем подготовка к штурму продолжалась: наиболее важные цели были заранее распределены между частями, все выявленные огневые точки — закреплены за расчетами. На каждую цель артиллеристы составляли подробную характеристику, «поведение» цели ежедневно записывалось наблюдателями, круглосуточно следившими за своими объектами.
Противник молчал, боясь выявить раньше времени огневые точки, очень тщательно маскировал объекты своей обороны, но, несмотря на это, к середине марта все 24 форта, около 900 дотов и дзотов, 180 укрепленных каменных зданий и 106 наблюдательных пунктов были внимательно изучены нашими командирами. Каждый командир батареи имел разведывательные схемы и перспективные фотопанорамы закрепленного за ним сектора, каждый командир роты до мельчайших подробностей изучил поставленную перед ним задачу и с неослабевающим ни на. минуту упорством готовил к выполнению этой задачи своих бойцов.
Во втором эшелоне 3-го Белорусского фронта шла напряженная боевая учеба. Советские воины тренировались в преодолении преград: они форсировали реки, штурмовали доты и дома, бросали гранаты, вели штыковые бои.
В ближайшем тылу, в лесах вокруг города строились новые склады, до самой крыши забитые ящиками с минами, бомбами и снарядами, к дальним окраинам Кенигсберга протягивались узкоколейные ветки железных дорог, по которым юркие маневровые паровозики тянули многотонные стальные туши орудий особой мощности. По ночам бесконечные вереницы машин перебрасывали с места на место перегруппировывающиеся пехотные батальоны, готовые в любую минуту броситься в наступление...
В конце марта вокруг Кенигсберга стояло так много войск, что артиллерийские батареи располагались в нескольких метрах друг от друга. Огромное количество техники, высвободившейся после разгрома хайльсбергской группировки, было направлено к Кенигсбергу.
Ветераны боев на Волге и в Севастополе делились своим богатым опытом с новичками и теми солдатами, которым не приходилось участвовать в боях в городе.
Лучшие солдаты и офицеры фронта входили в состав штурмовых отрядов и групп. Численность штурмовых групп была различной. Чаще всего в штурмовую группу входило от 30 до 75—80 солдат и офицеров. Каждой штурмовой группе придавалось одно или два орудия, несколько станковых и ручных пулеметов, минометы и огнеметы. Наиболее крупным группам были приданы танки и самоходные орудия. Солдаты штурмовых групп были вооружены только автоматическим оружием, большим количеством гранат и патронов. Ядро штурмовых групп составляли коммунисты и комсомольцы. Это были не только прекрасные солдаты — мастера ведения боя, но и беспредельно преданные своей Родине воины, способные выполнить любую задачу. Высокий морально-политический уровень, великолепное боевое мастерство, чувство товарищества, смелость и физическая выносливость были неотъемлемыми чертами солдат и офицеров штурмовых групп.
Политические органы, партийные и комсомольские организации проводили большую разъяснительную и воспитательную работу во всех частях и подразделениях, приготовившихся к штурму. Из бесед солдаты узнавали, что русская армия, отражая натиск иноземных захватчиков, неоднократно бывала у стен Кенигсберга. Они знали, что идут по дорогам, по которым шли солдаты Румянцева и Багратиона.
В первых числах апреля командующий фронтом отдал приказ завершить подготовку к штурму. Во всех частях и подразделениях фронта проводились партийные комсомольские собрания, командиры и политработники еще и еще раз беседовали с воинами о почетной и трудной задаче, которая поставлена перед ними Родиной.
По окопам из рук в руки передавалась толстая тетрадь с надписью на коленкоровой обложке: «Слово гвардейцев перед штурмом прусской столицы». «На штурм! Никакие преграды не остановят гвардию»,— писал в ней гвардии ефрейтор Самсыкин. «Я воюю уже 4 года и дошел до стен прусской берлоги. Я пришел сюда по дороге моих предков и отдам силы, а может быть, и жизнь, но Кенигсберг будет сокрушен навеки»,— писал гвардеец Николай Грабков.
Необыкновенное воодушевление царило в войсках накануне штурма Кенигсберга. Дыхание близкой победы овевало разгоряченные лица солдат, готовых сокрушить любые преграды.
Публикации о штурме Кенигсберга: Балязин В. Н. "Штурм Кенигсберга"/Редактор полковник Алексеев М. А. ВОЕНИЗДАТ, 1964.
(С) Разработка проекта и дизайн Будаева А. В. При использовании информации, полученной с сайта, ссылка на него обязательна.